Царь-дедушка

— Вроде бы ничего сложного, обычная печать. — я сделал вид, что не замечаю смущения Бахмета. — Но теперь подумай, а что если сделать буквы из чего-то твердого, и набрать из них целую книгу, закрепив буквы, например, на доске? Ведь после этого столь же просто, как чиновник ставит свою печать на документе, переписчик будет ставить целые книги на листах. И даже иллюстрации, пусть и одноцветные, в такие тексты можно вставить. Только представь, потрудиться один единственный раз, и можно продавать книгу столько раз, сколько пожелаешь, а не переписывать ее каждый раз заново.

Библиотекарь взял листок двумя пальцами и снова всмотрелся в отпечатанное на нем неприличное слово. Судя по лицу парня, видел он в этот момент сонмы книг, идеально одинаковых, в каждом доме, в каждой лачуге…

Хорошо мы с ним, в общем, поговорили. Предметно. Я и идеей библиотечного каталога поделился (не все же Шантарамке монополию держать), и образец фолианта показал — сделал себе еще в обители в качестве блокнота, да что-то как-то не воспользовался еще ни разу, — и все что о печатном деле смог вспомнить рассказал: наборные шрифты, цветные иллюстрации и все такое…

Порешили на том, что вечером его папашка ко мне забежит на рюмку чая и мы обсудим с главой гильдии перспективы книгопечатания к обоюдной выгоде. Под конец я озадачил библиотекаря созданием собственно печатного станка — один черт он в философы норовит податься, так пусть заодно и механику проштудирует попредметнее. У нас философия — наука прикладная, а не только языком болтать.

— Иди, покумекай над устройством. — напутствовал его на прощание я. — За столь выдающееся изобретение тебе, не иначе, сразу философа-кандидата присвоят.

— Ах, ваше величество, но ведь в этом не будет никакой моей заслуги — честь изобретения принадлежит вам.

— Ишь чего выдумал. — я фыркнул. — Изобретение становится таковым, когда воплощается в готовом изделии, а я тебе так, общие пожелания о совмещении наборной печати с монетным прессом или чем-то подобным озвучил. Сделать же изобретение надлежит уже лично тебе — и состав краски тоже подобрать. Вот как сделаешь, так и философский статус можно будет оформлять, ибо истинный философ способен не только к праздным размышлениям о бытии, но и к деятельному его переустройству.

— И все же идея принадлежит не мне. — вздохнул дворцовый библиотекарь.

— Да кого интересуют пустые идеи? Всем важно их воплощение. Все, иди, поговори с отцом, да покумекай над устройством, которое даст тебе имя. Бахмет Первопечатник — что, скажешь не звучит? Уж получше всяких Медоустов и Балаболов, кажется.

— Звучит. — вздохнул парень. — Достойное прозвание для истинного философа.

— Главное что еще и суть отражает. Почти так же точно, как у капитана Блистательных. — хмыкнул я. — Тот, правда, не философ…

— Ваше величество заблуждается. — негромко произнес библиотекарь.

— Ничего себе! — я аж поперхнулся от неожиданности. — Он же, я слышал, был из витязей, до того как князем стать. Как Латмур смог умудриться принадлежать сразу к двум сословиям?

— О, не разом. — чуть улыбнулся Бахмет. — А что, государь, вы действительно не знаете этой истории?

— Да откуда, голуба моя, мне ее знать, коли я почти всю жизнь в монастыре провел? — я устроился в кресле поудобнее. — Ну-ка, рассказывай, пока у тебя царь от любопытства не помер.

— Государь, тут нет никакой тайны, история сия общеизвестна. В молодости князь Латмур принадлежал к теофилософской школе телесников, кои полагают, что истиной гармонии и просветления можно достичь лишь в том случае, если здоровы и дух твой, и тело, для чего подвергают себя изнурительным физическим тренировкам, а состязания в красноречии и остроумии перемежают, а часто и совмещают, с поединками на различных видах оружия. Капитан, а тогда еще философ-кандидат, славился могучим ударом кулака, и оттого-то получил свое прозвание.

— Интересная школа, никогда о такой не слыхал… Надо будет расспросить князя о его воззрениях предметнее.

— Телесники — это северное течение, некогда они имели распространение в Шадде, Оозе и Лиделле, но сейчас их школа практически сошла на нет. Да и примас их очень не одобряет, почитает едва ли не еретиками…

— Еретики они или нет — решать я буду. Исходя из их пользы или вреда для Ашшории. — отрезал я. — Ты вон тоже вовсе не немочь бледная — руки как мои ноги, а от морды хоть лучину зажигай, — так разве ж в этом есть что дурное? Но ты, давай, дальше рассказывай.

— А… — растерялся Бахмет. — Что рассказывать? Я ведь уже поведал вашему величеству, откуда произошло прозвание капитана Латмура.

— Тьфу, пропасть! А витязем-то он как стал?