— Спасибо, Тумил. — я тронул поводья, разворачивая Репку. — Мы в одеоне договорим, князь.
Свое место в процессии я занял едва ли не в последний момент. Сомневаюсь, конечно, что без меня бы уехали, но к чему устраивать заминку, портить торжественный момент? И домочадцам, да и горожане хоть на зрелище полюбуются, а то тут явно не Рио-де-Жанейро, карнавалов не водится…
— Я внимательно обдумала все кандидатуры на должность касри-байян, — обратилась ко мне Валисса, когда мы уже почти доехали до одеона, — и склонна согласиться с тем, что Шока Юльчанская идеально подошла бы на это место. Она сама хорошего рода, но с кем-то из владетельных близкородственными узами не связана, ее зять, Лексик Баратиани, безусловно верен короне, к тому же Шока в его отсутствие фактически сама управляет княжеством, и, как я слышала, неплохо с этим справляется.
Ну это ж с ума сдохнуть можно! Невестушка, змея подколодная, и признает мою правоту… К дождю, не иначе. И не меньше чем метеоритному!
— Кроме того, хотя такое назначение и будет для дома Баратиани великой честью, самого князя Лексика не возвысит, и на прочие внутриполитические расклады повлияет слабо. — резюмировала царевна. — Так что если ваше величество не возражает, я попрошу князя Тимариани направить приглашение Шоке Юльчанской.
— Чего же я возражать-то буду, Валисса? Вам виднее, на кого будет надежнее опереться в ваших заботах.
Для того, чтобы царь с гостями мог проследовать в свою ложу, вообще-то предусмотрен специальный вход, однако когда кавалькада к нему наконец-то прибыла, и все приглашенные на представление спешились (Штарпен из Когтистых Свиней поразил до глубины души, спрыгнув со своего битюга с ловкостью и изяществом, больше подходящими стройному и спортивному юноше, чем такому бурдюку, как хефе-башкент, и даже не вызвав при том землетрясения), я направился к общему входу. Остальные чуть замешкались, но поспешили следом.
— Государь! — шепотом, ломая руки, взмолился догнавший меня церемониймейстер. — Но ведь из общего зала входа на царскую ложу нет!
— Да ты не переживай, князь. — успокоил я Караима. — Войдем где от века положено. Я просто кое на что глянуть желаю.
Обернувшись я нашел взглядом Штарпена и поманил его к себе.
— Ну-с, слышал что ты уже вывесил проекты нового одеона. Показывай.
— Да что показывать-то, государь? Вон они, у самого входа, где народ толпится.
Действительно, за спинами горожан самого разного достатка виднелись четыре стенда и несколько городских стражников под командованием витязя.
Жители столицы, насколько я слышал, горячо спорили о достоинствах того или иного рисунка, а время от времени кто-то из них, донельзя разгоряченный диспутом, срывал шапку с головы, и в сердцах ударив ею о землю протискивался, да кидал монетку в изрядных размеров опечатанную урну. Бывало что не одну, а целую пригоршню ссыпали.
Все это действо людей настолько увлекло, что они даже нашего появления на площади не заметили.
— Полагаю будет справедливо, если и мои внуки выразят свое мнение. — я извлек из кошеля три коронационные монеты (запас которых у меня уже изрядно истаял) и вручил Асиру, Утмиру и Тинатин.
— Ох, спасибо, дедушка! — обрадовалась царевна, и первой отправилась голосовать.
Как ни увлечены были горожане, но появление с тыла сравнимой по размерам толпы заметили и замолкли, расступаясь. Лишь тихий шепоток шелестел: «Смотри, смотри, сам царь выбор делать будет».
— Что вы, что вы, люди добрые, окститесь. — рассмеялся я. — Если нынче я монетку в одну урну брошу, то кто же в другие-то станет кидать? А вот внукам моим выбор сделать не возбраняю — они-то тоже в новый одеон ходить станут, как и вы все.
Обернувшись к начальнику караула, молодому, лет тринадцати витязю, я поинтересовался его именем.
— Лесвик из Старой Башни, государь. — поклонился тот. — Десятник городского гарнизона.
— Из Старой Башни, говоришь? — я повернулся к Тумилу, который с отсутствующим видом разглядывал что-то на крышах домов с противоположной стороны площади.
— А что такого-то, величество? — пробормотал он. — Я говорил, что у меня шестеро старших братьев есть, а где они служат ты и не спрашивал никогда.
— Так ты б с ним хоть поздоровался для приличия — не чужая кровь, чай.
— Здоровались мы уже с ним сегодня, пока вы там заседали. — буркнул парнишка. — И вчера здоровались тоже.
— Ну образец братской любви, прямо… — покачал я головой, вновь поворачиваясь к десятнику.
— Не гневись на него, государь. — улыбнулся Лесвик. — Он хороший, просто всякие телячьи нежности на дух не переносит.
— Хм, с учетом того как он со спатычем в коррере управляется, видно что нежность к нему телята всегда испытывали весьма своеобразную. — хохотнул я. — Ну как, скажи мне, голосуют активно?
— Уже две урны в мешки ссыпать пришлось. — доложился Тумилов брат. — Третья на подходе.
— Мешки опечатываются и нумеруются, государь, и в градоправлении складируются. — поспешил вклиниться хефе-башкент. — В комнате без окон и под охраной.
Внуки, меж тем, оценив все четыре проекта, заспорили не хуже горожан.