Читаем Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок полностью

И во-вторых, модернизировать армию значило превратить слабоорганизованные массы дворянской конницы в дисциплинированную боевую силу, действующую на постоянной основе. Как минимум требовалось назначить постоянных офицеров. А не как раньше: новый поход — новые головы и новые сотники. Но как их поставишь, когда такой подбор противоречит кадровой политике, опирающейся на стихию местничества? Местничество-то основано на подборе и притирке человека к человеку, ситуативно.

По словам классика русской исторической мысли С.М. Соловьева, «…давно уже неудачные войны заставили признать несостоятельность русского войска и думать о преобразованиях: выписали иностранных офицеров и начали составлять русские полки с новым строем, с новыми названиями; но сейчас же должны были почувствовать, что новая заплата на ветхом рубище мало помогает. Какого, в самом деле, успеха можно было ожидать на войне при таких условиях: назначат главного воеводу, наиболее способного; к нему товарищей, также способных, и сейчас же пойдут челобитья, что товарищам нельзя быть вместе с воеводою: надобно или отставить главного воеводу и на его место назначить неспособного, но старого боярина, отецкого сына, с которым вместе быть можно, или отставить товарищей, опять людей способных заменить неспособными, но такими, которым можно быть с главным воеводою»[150].

Таким образом, осталось до крайности мало причин сохранять родовые права служилой аристократии, без конца воспроизводить систему отношений, сложившуюся внутри ее полтора века назад.

* * *

Михаил Федорович и Алексей Михайлович уже деятельно ограничивали местничество. Документы свидетельствуют об их упорном стремлении сузить сферу действия местнических обычаев.

При обоих государях последовательно сокращалась сфера местнических тяжб, связанных с дипломатической службой, особенно при отправке посольств. Суживали ее последовательно тремя указами: от 1621, 1655 и 1667 годов.

В 1620-х правительство сделало попытку объявить «безместие» при торжественном объявлении о пожаловании кому-либо «честного» чина великим государем. Тот, кто «сказывал» пожалование, то есть зачитывал соответствующую грамоту, ранее становился в положение «меньшего» по местническому «случаю». Теперь, с точки зрения правительства, это было не так. Но служилые аристократы без энтузиазма встречали все попытки правительства закрепить эту норму официально. На деле она частенько не выполнялась.

Московские государи нередко выезжали из столицы — по военным делам, а больше на богомолье. За пределами Москвы они могли оставаться неделями и даже месяцами. На это время их заменяли боярские «комиссии», занимавшиеся текущими делами. Между участниками подобных «комиссий» порой возникал серьезный местнический конфликт. Михаил Федорович ввел железное правило: среди тех, кто оставлен замещать государя, есть только одно «место» — старшинство первого из бояр «комиссии»; прочим «меж себя быть без мест».

При Алексее Михайловиче (1648) дворяне, назначаемые на полицейско-пожарную должность «объезжих голов», получили указ: между собой — «без мест». По русской столице тогда прокатывался один шквал посадских волнений за другим — не до местнических тяжб! Но среди объезжих голов оказались люди древних родов (например, В. П. Отяев). Они потребовали официально сделать особую запись о «безместии» в документации Разрядного приказа. Правительство, прежде наказав зачинщиков, затем пошло им навстречу.

Примерно тогда же разыгралась упорная борьба между правительством и провинциальными служилыми корпорациями дворян из-за указа о «знаменщиках». Москва пыталась поставить в каждую дворянскую сотню знаменосца (как водилось у поляков) на постоянную службу, да еще и приравнять его по значимости к сотенному голове. Неопределенность местнического положения нового должностного лица вызвала ряд протестов. Знаменщикам обещали особые местнические привилегии, а также изрядные бонусы материального характера. В итоге правительство отступило: статус знаменщиков упал[151].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги