Царь Федор Иванович

С одной стороны, усилиями отца сын усвоил обрядовую, внешнюю сторону христианства. Иван Васильевич был странным христианином. В его время, а порой и прямо по его указу с жизнью расстались многие видные фигуры нашей Церкви — настоятели монастырей и даже архиереи. Он руками церковного собора сместил Филиппа. При нем травили собаками новгородского архиепископа Леонида. Его волею к Царю Небесному отправился псково-печерский настоятель Корнилий, канонизированный впоследствии Русской Православной Церковью. Им отданные приказы привели к разграблению множества храмов и монастырей. Он искал новых жен, когда прежние были еще живы и здоровы. Он женился много чаще, чем позволено православному. Он, наконец, сделал массовое душегубство частью политической практики в нашей стране. Но… царь все же был и благочестив по-своему. Куска не отправлял в рот, не перекрестив его предварительно. Строил новые храмы и монастыри, любил поездки на богомолье, к чему приохотил и свою семью, упорно противостоял инструментами дипломатии и боевым оружием иноверцам и инославным. Знал слезы покаяния. Покровительствовал книгопечатанию ради духовного просвещения — ведь только церковные тексты печатались в годы его правления на Русской земле. Да и сам был «книжен», искренне любил церковную премудрость, богословское рассуждение, хотя и заходил в нем порой за пределы учения Церкви. Со строгостью подходил к соблюдению обрядов, гневался, когда видел в монашеских общинах «ослабу» вместо строгого жития.

Автор этих строк отнюдь не считает крепость в обряде и огромное всенародное почитание монашества с его аскетичным бытом какими-то пороками Русской цивилизации. Совсем напротив. Строгость в следовании Закону еще не умаляет Любви, но лишь показывает определенную дисциплину духа. А широкое распространение иноческого аскетизма и глубокое уважение к нему по всей стране свидетельствуют лишь о том, что общество видело в смирении и самопожертвовании во имя Христа истинные ценности. Что ж худого?

Но у христианства, помимо обрядовой правильности, есть и другие, не менее, а то и более важные стороны. Этическая. Мистическая. Догматическая. И чему, как тут мог научить помраченный отец святого сына? Один сменил множество жен, был «яр и прелюбодействен зело», а другой всю жизнь до последнего часа провел с одной супругой, и когда понадобилось отстаивать ее, не отступился. Один был душегубец, другой — смиренный молитвенник. Один был книжен и велеречив, другой — тих и жаждал сменить царский венец на простую иноческую рясу. Один унижал и разорял Церковь, другой почитал ее.

Так не воспитал ли государь Иван Васильевич смиренного сына собственным примером… от противного? Тот смотрел, слушал, размышлял, чувствовал горечь и учился… как не надо жить властителю. Может быть, Федор Иванович полжизни замаливал грехи родителя? Один убивал, другой же просил у Бога милости для отданной ему земли и для души отца, проходящей мытарства за гробовой доской…

Большой террор при Иване Грозном начался с первых месяцев 1568 года и завершился, большей частью, в 1571-м (хотя «рецидивы» его происходили и в 1573-м, и в 1575-м)… Тогда юному царевичу было как раз 15 лет. Всё, совершавшееся на плахе, не являлось каким-то «государственным секретом». Никто не скрывал, сколь много царь Иван губит своих врагов. Напротив, расправы над изменниками — настоящими и мнимыми — порой принимали вид публичного действия, «акции устрашения». Так, однажды в 1570 году в Москве «на Поганой луже» за день лишилось жизни 116 человек. Сам государь обагрял руки кровью, его фавориты не стеснялись побывать в роли палачей, ужасающие пытки становились развлечением для толпы. А Федор Иванович, входя в первый возраст взрослости, когда русскому дворянину или, как тогда выражались, «служилому человеку по отечеству» следовало записываться на государеву службу, вбирал впечатления. Плаха, дыба, пытки, зло, темень. Царевич стоит бок о бок с отцом и запоминает, чтобы не забыть никогда.

Так не следует поступать, если хочешь сохранить душу от погибели. Вот главный урок, полученный добрым царевичем от родителя.

Хороший урок. Верный урок. А.С. Хомяков очень верно подметил: «С ранних лет видел он (Федор. — Д. В.) необыкновенный блеск дворца государева и необыкновенную роскошь, которой дивились иностранные послы; но он видел также беспрерывные жестокие казни, и проливание невинной крови, и все ужасы грозного царствования. От природы Феодор Иоаннович был кроток и добр; воспитание, в то время поручаемое в России людям духовного звания, просветило ум его знанием обязанностей Христианина. Пышность и гордость отца научили его смирению, беспрестанные и отвратительные казни — незлобию, страдания народные — любви к народу»^{88}.

Взойдя на трон, Федор Иванович сохранил искреннюю любовь к богомолью и надеялся на чудодейственный дух монастырей как на лучшее средство для решения самых сложных проблем в своей жизни. И еще он всю жизнь был кроток, имел поистине голубиное сердце.