Царь Федор. Трилогия

Я откинулся спиной на стену. Да-а, все равно Смута намечается, мать его… Может, история действительно движется одним-единственным, раз и навсегда определенным путем, изменить который никак невозможно? И как бы я тут ни барахтался — валяться мне на земле с перерезанным горлом… ну или как там оно в истории было. А все, что мне уже удалось сотворить — от Белкинской вотчины до табуна Сапеговых коней, которых уже было более шести сотен, — во время Смуты будет разорено, вытоптано, выжжено, так что и следов никаких не останется? Я судорожно вздохнул. А вот — нет! Хрена! Русские, блин, не сдаются. Я еще спляшу на всех ваших могилках. Я. БУДУ. ДРАТЬСЯ. ДО КОНЦА! Из всей той жизни, что я прожил, я вынес только одно убеждение: нельзя сдаваться! Никогда! Проиграть — возможно. Упасть, вытирая юшку, тяжело дыша, сплевывая обломки зубов и надсадно кашляя — такое, да, бывало, но потом я все равно поднимался и упрямо лез в драку. Добиваясь того, чтобы даже более сильные и многочисленные противники махали рукой и говорили: «Да ну его, придурочного. Пошли, ребя…» Или хотя бы просто встать и стоять, покачиваясь и моля про себя Бога не попустить, не дать упасть самому по себе, а если снова полезут, то достать хоть одного, хоть пальцем… Но вот задирать лапки кверху и сдаваться — никогда. Не водилось за мной такого.

Я и в наше «Смутное» время, в эту долбаную перестройку, именно поэтому не только не пропал, но и, наоборот, пробился, прогрыз себе нору наверх, зацепился обеими руками и бил, и бил в ответ, пока не расчистил себе место и не заставил других, таких же злых и наглых, признать, что оно — мое!.. И ни на какое там государство не надеялся. Потому что очень быстро понял, что страну — предали. Что до власти над ней дорвались уроды… Да если бы этот урод Меченый свои поганые лапки не задрал, жили бы мы сейчас в большой и дружной стране, которая, может быть, и назвалась бы по-другому, но по-прежнему простиралась бы на одну шестую часть суши. И никакие третьи помощники младшего дворника второго сантехника американского сената ею бы не рулили и не поучали бы нас, как нам жить и кого любить. А он, сука, — сдался. И всё. Все его натянули. От Рейгана с Колем до не меньшего урода Борьки Алкоголика. Только-только сейчас начинаем снова выкарабкиваться. Да и то до сих пор не ясно — получится ли… Так вот, я — не такой! И точка…

4

Отец умер в апреле. Когда голубиная почта из Москвы принесла это известие, я торчал в Лекарском доме. Там как раз заканчивали брошюровку последнего из трех рукописных справочников по травоведению. Они были составлены путем опроса собравшихся в Белкино лекарей, а также на основе уже имеющихся лечебников, например «О травах и их действии» выходца из Руси врача Стефана Фалимиржа, служившего в Польше. Это были первые, самые простые варианты, без иллюстраций, над которыми сейчас активно работали трое иноков-иконописцев из расположенного неподалеку Боровского Свято-Пафнутиева монастыря. С его настоятелем я находился в самых дружеских отношениях. Ну еще бы, я изрядно помог ему хлебом в голодные годы, а затем бесплатно оснастил его крестьян плугами. Да еще и одолжил на один сезон «колдуна Виниуса». На голландца батюшка смотрел с опаской, даже вроде повелел одному из дьячков на всякий случай окропить того святой водой, но его работой остался доволен.