Царь Гектор

И она стала рассказывать. Про лесной грот, про ту ночь, когда она и Ахилл сидели рядом у постели умирающего Гектора, и Ахилл пригрозил спутать крылья богу смерти Танату, если он явится за своей добычей. Про их бесконечные разговоры, про историю с троянским перебежчиком и подземным ходом, про то, как Ахилл нёс её на руках через утренний лес, чтобы она быстрее добралась до нужной горной тропы и успела предупредить пастухов троянского селения о боевом походе ахейцев. Она рассказала про битву с амазонками, и как Ахилл отпустил Гектора на свободу, и как доверчиво и бесстрашно приехал с ними в Трою. Она говорила и говорила, и мальчик слушал её, замерев, не перебивая.

Когда, устав, она замолчала, он подал ей чашку с водой и сказал:

— Потом ты ещё мне расскажешь, да? Только скажи... отца убили вместо Гектора?

— Да. Ахилл, умирая, сказал это молодому воину... Антилоху. Спроси Антилоха.

— Спрошу, когда корабли где-нибудь пристанут. Это мне говорили. Одиссей говорил. К сожалению, с ним я разговаривал совсем немного. И он мне показался куда честнее Атридов. Но... Значит, Гектор и мой отец были похожи, да?

— Да, — Андромаха кивнула. — Очень похожи.

— Значит... — и тут мальчик рассмеялся. — Значит, я похож на Гектора? Я ведь похож на отца? Или нет?

— Похож. Ты похож и на отца, и на Гектора. Правда.

И она тоже засмеялась, хотя этот смех больше походил на рыдания.

Они смеялись до тех пор, пока не разбудили Астианакса, который, проснувшись, выкарабкался из плаща и полез на колени к матери, искоса враждебно поглядывая на Неоптолема.

— Значит, я похож на Гектора? — упрямо повторил базилевс, чуть отдышавшись.

— Похож, — кивнула женщина.

И они снова расхохотались.

Глава 5

Густые заросли акации подступали вплотную к лесному озерцу, лишь в одном месте раздвигаясь и открывая песчаную полоску берега. Над тропой, ведущей к этому пляжу, акации смыкались плотным шатром, не пропуская солнца, так что даже в полдень она была полутёмной и прохладной. Ветви низко опускались над нею, и ехать на коне здесь было неудобно, поэтому перед зарослями Неоптолем спешился.

В конце зелёного коридора акаций заблестело солнце, и тут же светлая тень заслонила юноше дорогу. Громадный золотистый пёс встал перед ним, как молчаливый призрак, не лая и не рыча, просто запрещая идти дальше.

— Это я, Тарк, пропусти! — проговорил Неоптолем негромко.

Но верный пёс уже и сам узнал его и отступил, скупо помахав хвостом и оскалившись в своей загадочной «улыбке». Он относился к Неоптолему ровно, не проявляя настоящей любви и не испытывая ни малейшей враждебности. Он признавал его, как сына своего любимого хозяина, и выполнял его приказы, но только потому, что это приказала Андромаха. Они уважали друг друга, и ни один не боялся другого.

Из солнечного проёма донёсся плеск воды и сердитый женский голос:

— Куда ты опять поплыла, госпожа? Нельзя же столько времени сидеть в воде! Ты можешь простудиться!

— Но вода кажется теплее воздуха, Эфра! — отозвался звонкий голос Андромахи. — Окунись ещё раз, сама почувствуешь! Если вот так стоять по колено в воде, то и холодно.

Неоптолем вышел на берег.

Озерцо было почти круглое, со всех сторон окружённое густыми зарослями. С противоположной стороны в него впадал ручеёк, стекая с обрамленного мхом камня и образуя крошечный водопадик. По краям вода казалась совсем тёмной, но посередине, там, где акации и жимолость не отражались в ней, она сияла чистой невозмутимой голубизной неба.

Молодой царь прищурил глаза, давая им привыкнуть к яркому свету, потом обвёл взглядом кромку берега и поверхность воды. В траве и на нескольких плоских камнях были раскиданы хитоны, покрывала и сандалии, лежало несколько черепаховых гребней, и стояла небольшая корзинка с виноградом и яблоками.

В воде у берега, набросив на плечи платок, который лишь немного её прикрывал, стояла Эфра, любимая служанка Андромахи. Эту пожилую рабыню захватили в Трое воины Неоптолема и привезли на одном из кораблей, собираясь продать за бесценок. Однако кто-то прослышал, что она служила во дворце и была приближена к жене Гектора, и базилевсу тут же предложили купить её, что тот и сделал с великой радостью, понимая, как будет этому рада Андромаха.

Эфра оставалась такой, как и прежде — худощавая, прямая, спокойная, очень нежная со своей госпожой и жёстко-невозмутимая со всеми остальными. Ей было теперь под шестьдесят, но она, благодаря своей подвижности и точности движений, казалась моложе чуть ли не на десять лет, не то её вряд ли вообще бы взяли в качестве добычи. С нею единственной, кроме самого Неоптолема, Андромаха общалась близко и постоянно, остальных во дворце царя она все эти четыре года либо избегала, либо ограничивалась самым скупым разговором.

Украшенная полураспавшимся венцом бронзовых волос головка Андромахи виднелась почти посередине озера. Молодая женщина плыла к противоположному берегу. Её нагие руки, взлетая над водой, сверкали на солнце.

— Андромаха! — окликнул её базилевс.

Она обернулась.

— Ой, Неоптолем! Что случилось?

— Ты нужна мне, Андромаха! Плыви назад!