— Можете вы мне сказать кое-что, м-р Димс? Ну, скажем, я отказываюсь от вашего предложения. Скажем, я говорю вам, делайте ваше злое дело, глотайте меня, и, предположим, вы меня захватили и я остаюсь за бортом. Кому же вы собираетесь поручить руководство этим бизнесом? Вам, м-р Димс?
— Я не предполагал этого делать…
— Кто будет руководить студиями и выпуском картин?
— Мы полностью удовлетворены, как м-р Сондорф руководит студией. Мы не видим причины, почему бы он не мог продолжать, особенно учитывая семейные связи.
— А, скажем, если он не захочет работать на вас? Вы знаете, что вы берете на себя, принимая эти дела? Вы принимаете целую кучу заводов, недвижимость, театры, оборудование и таланты, но что пользы для вас в этом, если вы не можете заставить это работать? "Сейерман-Интернешнл" — это люди, которые работают на "Сейерман-Интернешнл", и это люди, которые выбраны, воспитаны и направлены мной и Александром Сондорфом. Без нас вы получите только банки с красками, а ими может работать только Леонардо да Винчи, вы собираетесь стать им?
— Напрасно вы думаете, что мы недооцениваем фактора таланта, напротив. И, как я сказал, у нас нет причин предполагать, что м-р Сондорф, какое бы вы решение ни приняли, мог быть отстранен и мы могли бы ему помешать продолжать дело на новой основе.
— Мы подумаем об этом, м-р Димс. Мы рассмотрим это. Всего вам доброго.
Вилли поднялся и вышел. По пути в свою квартиру он перегруппировал свои мысли, как генерал перегруппировывает свою разбитую армию, и придумал новую линию атаки. Почему это не пришло ему в голову раньше? Он еще может разбить их. Вернувшись домой, он сразу же бросился звонить Александру в Голливуд.
Глава седьмая
Единственное, что мог видеть из башни Александр, это был океан. Когда дом был построен по проекту старой испанской миллионерши, которая восхищалась работами Гауди, башни в готическом стиле были чисто декоративные. Построив спиральную лестницу, Александр превратил одну из башен в жилую комнату, полностью уединенную от дома, откуда и открывался вид на океан. Со дня смерти Пауля он проводил здесь большую часть времени. Это была очень простая комната: у одной стены койка, у другой — стол с письменными принадлежностями, диктофон и несколько стульев. Он поднимался сюда отчасти ради покоя, а отчасти чтобы избежать подавляющей его роскоши всего дома. У Сьюзен была страсть собирать вещи. Из путешествий по Европе она привозила гобелены, сундуки времен Тюдоров, венецианские балюстрады, алебастровые часы, средневековые доспехи, запрестольный образ, который она превратила в туалетный столик с зеркалом, даже испанский потолок, который пленил ее воображение. Широкие коридоры дома были уставлены, как почетным караулом, статуями разных стилей; довольно хорошие образцы соседствовали с рухлядью, которую можно было заставить купить только очень богатых американцев или тех, кто очень спешил. Сьюзен делала свои покупки оптом и в спешке, и после этого, на досуге, зачастую выбрасывала вещи, когда успевала их рассмотреть и когда ей указывали на их никчемность люди, которых она считала "авторитетом". В результате интерьер дома непрерывно менялся. Временами это оказывало обескураживающее действие. Александр мог войти в комнату, которой он не пользовался несколько недель, и обнаружить, что, если раньше она была итальянской музыкальной комнатой, то теперь здесь господствовал стиль старинной английской таверны. В этом вечно меняющемся доме и пристрастии Сьюзен к ее играм, он никогда не был уверен, в какой из четырнадцати спален она спит в данную ночь, будет ли это тщательно задрапированная постель королевы Анны или монастырская койка в выбеленной комнате под распятием из Мадрида. Теперь у него не было вкуса к ее играм, и он держался подальше от того, что считал частью дома, принадлежащей Сьюзен, а это была большая часть дома. Со времени смерти Пауля приступы страха все учащались. Он виделся с очень немногими людьми, встречи с посторонними истощали его почти до обморока, и в таком состоянии он был особенно подвержен приступам страха. Он еще руководил студией, но так, чтобы ему там не появляться. Все, что было отснято за день, приносили ему домой и показывали в проекционной комнате. Присутствовать разрешалось только Стефану Рейли и миссис Браун. Решения Александра диктовались либо миссис Браун, либо на диктофон и затем передавались в студию по эстафете курьерами, которые постоянно дежурили у него. Иногда он давал распоряжения по телефону, но чаще всего его пожелания и решения передавались им через Стефана Рейли.