Царь Голливуда

Вилли, сопровождаемый своим отцом, матушкой и старшим братом, прибыл в наемном экипаже. (Остальные члены семейства проделали свой путь к синагоге пешком, поскольку Вилли рассудил, что было бы слишком экстравагантным, в рассуждении величины расходов, заказывать для этого случая еще один экипаж.) Сам он выглядел человеком, чувствующим себя крайне неловко в высоком шелковом цилиндре, черном фраке, светлосерых в полоску брюках, жемчужно-сером жилете и рубашке с высоким воротничком, врезавшимся в плоть его шеи, выпятив его второй подбородок более, чем он выпирал обычно. Все, что он на себя надел, было самой последней моды, от края воротничка до башмаков, застегивающихся на пуговицы. Он нес на себе свой новый пышный наряд, будто боясь, что любое неловкое движение может нанести костюму непоправимый вред и выставит его перед всем приглашенным обществом голым. Лицо его пылало, частично от холода, частично от волнения, и весь он выглядел очень нервозно, поглядывая на карманные часы (подарок его батюшки), ибо начало церемонии все приближалось. Голова его была так забита хлопотами и заботами, что он опасался, как бы не перезабыть и не перепутать тех еврейских слов, которые он должен был сказать в определенном месте обряда, и он твердил их про себя, одновременно обшаривая взглядом гостей, пытаясь выделить наиболее значительных и оценивая величину общества в целом, и он был удовлетворен осмотром, несмотря на то, что несколько значительных лиц из числа приглашенных отсутствовало.