Следующим утром, вместе с двумя парнишками из студенческого научного общества, Цукатов в воспитательных целях решил отправить к Демьяну Ильичу за чучелом Леру. Но той в лаборантской не оказалось – со вчерашнего дня её на кафедре не видели. Машина уехала без неё. Жаль, конечно, ну да подвернётся ещё случай преподать урок.
Скинув с плеч дело, заведующий кафедрой скрылся в кабинете и погрузился в статью, полную новых слов о нематодах-филяриидах, таких слов, каких ещё не было. Мысли Цукатова, в которых нематоды свили гнёзда, толкались в его голове и требовательно искали выход. Они созрели, чтобы обрести свободу или сменить хозяина. Цукатов давно уже писал эту статью для “Parasitology”, и теперь финал, казалось, брезжил неподалёку.
К середине второй пары студенты под руководством Демьяна Ильича уже вносили в двери музея нечто плотно завёрнутое в упаковочный полиэтилен с щёлкающими воздушными пузырьками. Работали споро, как могильщики. На шее Демьяна Ильича багровела злая царапина.
Водворив ношу в музей, послали за Цукатовым.
Заведующий кафедрой явился вместе с Челноковым.
Доставленный свёрток стоял в проходе, у дубового шкафа с приматами. Посреди торжественного молчания Демьян Ильич разрезал ножницами скотч, держащий упаковочную плёнку, и принялся неторопливо разворачивать объёмистый экспонат. Минута – и воздушный полиэтилен упал на пол. Челноков всплеснул руками от восторга, а на лице Цукатова разгладились строгие складки – он видел виды, но вещь превосходила ожидания. Шерсть шимпанзе лоснилась, прибранная волосок к волоску, в фигуре чувствовался порыв, застывшее движение, оскал влажно блистал, жёлтые клыки угрожающе оголились, кожа лица казалась живой и тёплой, чёрные лимурийские глаза смотрели настороженно и зло. Обезьяна выглядела лучше, ярче, чем могла бы выглядеть при жизни, – словно была не чучелом, а чистым замыслом, самой идеей новой твари, задуманной Творцом пред сотворением. Таким свежим, таким чистым, таким совершенным выглядит только что вышедший из куколки жук, ещё не вкусивший навоза жизни.
Челноков сыпал в пространство слова, возведённые в превосходные степени. Цукатов ходил вокруг чучела – разглядывал, трогал, приседал, поглаживал… Он не скрывал радостного удовлетворения – определённо работа была мастерства необычайного.
– Гхм-м… – проскрипел за его плечом Демьян Ильич. – Есть предложение… Из первых рук. Да… От производителя. Рождественские скидки…
– Что? – Сейчас Цукатов испытывал к хранителю доверие и уважение. Эти вещи, по его мнению, в отличие от постоянных свойств, вроде рыжих волос, ушей лопухом или носа уточкой, человеку следовало всякий раз приобретать, заслуживать. Потому что без подтверждения они, эти вещи, через некоторое время как-то сами собой таяли, сходили, как загар, как вода с гуся. И всё сначала. Теперь Демьян Ильич доверие и уважение Цукатова на ближний срок, конечно, заслужил.
– Гхм-м… Можно кое-чем разжиться. Да… Если на этой неделе решите – выйдет дёшево.
– Дёшево? Как дёшево?
– Гхм-м… Даром почти…
– И что же предлагают?
Демьян Ильич осклабился, царапина на шее налилась пунцовым цветом, а по жёлтому костяному лицу пробежала череда каких-то неописуемых чувств. Он приблизился к Цукатову, как заговорщик, и трудно проскрипел под ухом:
– Отличный… Гхм-м… Отличный струтио камелус. – Сообразив, что латынь в его устах нехороша, скрежещет жестью, он перевёл: – Да… Страус. Стало быть, отменный африканский страус.