Царь-гора

– Можете, конечно. Я объясню. Видите ли, господин капитан, в большевистских заявлениях по поводу казни бывшего государя звучала мысль, что советская власть вынуждена была пойти на этот шаг из-за угрозы заговоров, имевших целью освобождение Романовых. За два с лишним месяца я уже наслушался самых невероятных историй, вы их себе и представить не можете. Об аэропланах с белогвардейскими агентами, прилетавшими, чтобы похитить царя. О лазутчиках, проникавших якобы в дом, где содержались пленники. О подкопе, случайно обнаруженном охранниками. Ну и тому подобная чепуха. Вы понимаете – если будут обнародованы ваши показания, вся эта чушь станет правдой. Убийство бывшего императора, «коронованного палача», как его называют красные, получит политическое оправдание, даст козырь им в руки.

– Вы полагаете, убийство венчанной на царство особы может иметь какие-то оправдания? – холодно поинтересовался Шергин. – А разве неясно, что комиссары и без всякого оправдания уничтожили бы их?

– Может, это покажется вам странным, – резиново улыбнулся Сергеев, – но красные очень стараются соблюдать хотя бы видимость собственной правоты и чистоты своих действий. Они ведь прекрасно осведомлены об истинном отношении к ним народа и весьма его боятся. Поэтому и распространяют через своих агентов все эти нелепицы. До сих пор еще они уверяют, что казнен лишь Николай Романов, остальные члены семьи якобы спрятаны в надежном месте.

– Почему же вы не развеете эту ложь? – Шергин тяжелым взглядом буравил следователя. – Если не ошибаюсь, в деле имеются показания крестьян, обнаруживших на месте сожжения тел женские драгоценности? Об этом писали в газетах. И потом, почему вы не огласите сведения о безусловной причастности жидов к убийству императора?

– Вы заблуждаетесь, господин капитан, об участии евреев в этом деле нет никаких сведений. Предварительное следствие установило полное отсутствие еврейского элемента.

– Да нет же, это вы заблуждаетесь, господин следователь, не знаю, из каких побуждений. Неужели страха ради иудейска?

– Что касается другого вашего вопроса, – Сергеев проигнорировал выпад, – то вести следствие в лесу, на месте уничтожения тел, мне не представляется возможным. Вот именно эти слухи о драгоценностях привлекают туда во множестве бродяг и прочих темных личностей. Оказаться их жертвой мне бы не хотелось, как вы понимаете.

– Да вы в своем ли уме? – изумился Шергин. – Что за трагифарс вы разыгрываете? Убийство городского пристава расследовали бы тщательнее, чем вы – избиение царской семьи.

Сергеев невозмутимо поднял указательный палец:

– Вот именно – царской семьи. Это дело требует всей возможной политической тонкости. Ни в коем случае нельзя торопиться с выводами. У вас ко мне все, господин капитан? Я, видите ли, не располагаю более временем.

– Нет, не все. Я бы желал взглянуть на комнаты, где содержали пленников и где их убивали. Дом, вероятно, опечатан?

Сергеев наморщил лоб и метнул в Шергина колючий взгляд.

– А на каком основании, позвольте спросить?

– На основании того, – медленно проговорил тот, – что я могу сейчас привести сюда одну из моих рот, в которой, будьте уверены, много людей, свято чтущих память государя, и знаете, что они с вами сделают? Они вымажут вас сначала в дегте, потом вываляют в перьях и проведут по всему городу, а встречным будут объяснять, что вы агент жидовско-большевистского влияния и намеренно скрываете факты убийства царской семьи.

– Вы этого не сделаете, – улыбнулся Сергеев, но взгляд его из колючего стал пустым и темным, как высохший колодец. – А впрочем, не будем заострять. Я открою вам подвальную комнату, где была совершена казнь. Жилые же помещения во втором этаже, увы, более не находятся в распоряжении следствия.

– А в чьем распоряжении они находятся? – опешил капитан.

– Весь второй этаж дома занят под квартиру командующего екатеринбургским фронтом генерала Гайды и его штаб. – Сергеев подхихикнул в кулак. – От меня на днях требовали выдать на это разрешение, и, как у вас, военных, принято, мое согласие или несогласие не играло никакого значения. Категорический приказ генерала – и точка. Судебные власти бессильны перед вооруженным натиском.

– Однако, – качнул головой Шергин, – это уже просто неприлично.

– Не то слово, господин капитан. – Сергеев вновь разразился хихиканьем. – Мы вынуждены были составить протокол противоправного действия. Но, боюсь, толку от этого мало… Так вы желаете посетить печальный дом прямо сегодня?

– Прямо сейчас.

На Вознесенской площади все оставалось как будто без перемен. Но при взгляде на особняк инженера Ипатьева у Шергина появилось чувство пустоты в душе, как бывает после выноса покойника из дома. Второй забор вокруг бывшей тюрьмы снесли, окна, прежде замазанные известкой, отмыли. Напротив церкви, у входа во второй этаж дома зевал во всю ивановскую часовой. Следователь повел Шергина в переулок, к двери нижнего этажа, отворил ее ключом.

Шагая по передней, затем полутемным коридором, он давал комментарии: