Царь Грозный

Через несколько месяцев, устав от косых взглядов и обвинений в обыкновенной трусости, которые никто не высказывал вслух, но многие произносили за спиной, Курбский сам ввязался в военные действия. На сей раз очень удачно – их отряд хитростью загнал русский отряд в болото и разгромил его. Князь Андрей почувствовал себя на коне, его уже не волновало то, что лилась русская кровь или грабились русские церкви. В письме, спешно отправленном королю Сигизмунду, он умолял дать под его начало 30-тысячную армию, обещая, что через несколько месяцев от Московии не останется и следа, а Иван Васильевич будет стоять перед троном короля с поникшей головой и умолять о помиловании! Понимая, что слишком многие ему не доверяют, Курбский предлагал приковать его к телеге и пристрелить, если заметят хоть малейшее сочувствие к московитам!

Сигизмунд недоумевал: отчего же так зол на всю Московию князь? Но армию не дал, он и сам не слишком доверял беглому московиту: если человек предал раз, то может повторить. И стрелять его, попав в ловушку, резона не было. Неподчинение постановлению сената сильно навредило князю в глазах многих, к нему стали относиться, как к грубому русскому медведю…

К Сигизмунду примчались верховые из Ковеля – жаловаться на нового правителя. В Ковеле издавна городской суд, но князь Курбский, называвший теперь себя Ковельским, признавал только свой собственный. Пятерых ковельских евреев, обвиненных в неуплате долга кому-то из тех, кто во всем поддерживал нового князя, Курбский велел посадить в помойную яму, кишевшую пиявками! Трое из них такого издевательства не выдержали.

Сигизмунд возмутился и спешно отправил в Ковель своих посланников разобраться. Андрея Михайловича их появление нисколько не смутило. Князь глядел на стоявших перед ним достойных людей, даже не предлагая им присесть. Один из прибывших, знавший Курбского еще в Москве, поразился тому, насколько подурнело лицо князя, стало жестким, гримаса все время неприятная, губы брезгливо изогнуты. Да, видно, предательство никого не красит…

На вопрос, по какому праву вместо суда лично расправляется с людьми, Курбский и вовсе брезгливо фыркнул:

– Разве пану не вольно наказывать своих подданных не только тюрьмой, но и даже смертью?! А королю и никому другому нет до того никакого дела.

Посланники не нашли, что возразить. А вот многие ковельцы на ус намотали, все, кто мог, принялись собирать пожитки, ведь жить под постоянной угрозой быть казненными в случае, если не угодит правителю, слишком опасно.

Князь Курбский, обвиняя Ивана Васильевича в самоуправстве, занимался тем же, только в малых владениях! И от него народ вдруг побежал так же споро, как и от московского царя.

Возмущенный литовский сенат вспомнил, что по закону король не имел права дарить Ковель в вотчинное владение. По требованию сенаторов король объявил, что Ковель – владение ленное, то есть Курбским попросту только управляется. Увидев такой указ Сигизмунда, князь буквально задохнулся от возмущения! Его, потомка Владимира Мономаха, поставили в один ряд с другими подданными?!

Сообщивший об указе шляхтич покачал головой: как глуп этот русский князь! Кто в Литве станет считаться с потомком русского рода, если тот не считается с литовскими законами?

Ну и про женитьбу немало злословили. Курбский зубами скрипел, но что мог поделать? Пусть новая жена князя княгиня Мария Юрьевна, урожденная Голшанская, дважды вдова сорока лет, но она принесла мужу помимо богатства родство с могущественными литовскими родами – Сапегами, Сангушками, Збаражскими…

Жена очень досаждала князю Курбскому. Мало того, что княгиня Мария не отличалась спокойным нравом, она еще и не считала себя обязанной быть мужу верной! Сам Андрей Михайлович, с давних лет впитавший Сильвестровы законы Домостроя, за голову схватился, когда понял, на ком женат.

Впервые он увидел сорокалетнюю дважды вдову на коленях перед образами. Смиренно склоненная голова, губы, истово шепчущие молитву, руки, прижимавшие к пышной груди Евангелие в позолоченной оправе, произвели на князя сильное впечатление. Неужто среди вольных литовских женщин ему встретилась та, которая так искренне верует? Когда же Курбскому рассказали, что красавица Мария Юрьевна постоянно носит при себе ковчежец с иконами в золотых и серебряных окладах и мощами, приобретенными в самом Иерусалиме у тамошнего патриарха за огромные деньги, он едва не прослезился.

Кроме того, Мария Юрьевна была хороша собой и достаточно умна, чтобы вести беседы с кем угодно и о чем угодно. Сыновья у нее уже взрослые, матери мешать устраивать свое счастье не станут…