Царь Грозный

Покровский монастырь невелик, вернее, обители две – мужская и женская. Отправились, конечно, в мужскую.

Привычная обстановка отрешенности от мирской суеты подействовала на Ивана благотворно, на душе сразу полегчало.

Отстояли вечерню, можно бы и спать, но что-то не давало ему покоя. Словно почувствовав это, игумен вдруг покачал головой:

– В Покровском монастыре игуменья совсем плоха, вот-вот богу душу отдаст…

Почему-то сообщение об умиравшей от старости игуменье заставило Ивана подняться и отправиться в Покровский монастырь. С собой позвал только все того же Малюту Скуратова.

Государь и сам не мог объяснить, почему в этой беспокойной жизни он доверял сейчас лишь не самому умному, но самому хитрому, а главное, самому верному слуге. Единожды глянул в глаза Григорию Лукьяновичу и навсегда поверил, что этот не предаст. Глаза у Скуратов были по-собачьи верные, такие даже на смертном одре будут думать о хозяине, а не о себе.

Игуменья и впрямь едва дышала. Увидев государя, попробовала приподнять хоть голову, но не смогла. И все же знаком велела подойти ближе. Иван почему-то понял, что именно ради этого и приехал сюда.

– Помру я скоро… Душу хочу пред тобой облегчить, Иван Васильевич…

Ему бы подивиться, почему это перед ним, но не подивился, кивнул и наклонился ближе, чтобы слышать все, что скажет. Они были в небольшой келье одни, и все равно голос ослабевшей старухи звучал слишком тихо.

– У нас инокиня Софья жила, про то помнишь?

Государь кивнул.

– Ее мальчик не помер… Георгий не помер…

Больше старица ничего сказать не успела, лицо ее вдруг дернулось и застыло, пальцы руки, судорожно сжимавшие край ложа, ослабли, глаза остановились, уставившись в низкий потолок.

Вокруг засуетились монахини. Иван вышел на крыльцо, Скуратов стоял, поджидая своего хозяина и беспокойно поглядывая на начавшие собираться облака.

– Дождь будет, государь. Сюда-то мы хорошо доехали, а вот обратно намаемся.

Иван только кивнул, в его голове засела беспокойная мысль, почему старая игуменья сказала ему о сыне Соломонии? И вдруг как громом поразило: да ведь это его старший брат! Старший! Многие тогда не верили, что опальная княгиня в обители родила сына, он сам приезжал проверять, объяснили, что умер мальчик, показали могилку… А теперь эта старуха объявила, что нет?!

Скуратов видел, что государю не по себе, предложил:

– Государь, может, к себе скорей? А то и в Москву поедем? Сдалась тебе эта игуменья…

– Не-ет… – протянул Иван. И вдруг неожиданно даже для себя велел: – Раздобудь заступ и приготовься ночью сходить к могилам.

Тот ахнул:

– Ночью к могилам?! Да что ж такое, Иван Васильевич? Если чего надо, я сам схожу.

– Мне самому надо! – коротко отрезал царь.

Когда совсем стемнело, они сделали то, что задумал Иван.

Пока Малюта ловко работал заступом, а потом, пыхтя и то и дело крестясь, открывал небольшой гробик, Иван делал вид, что его это не касается, правда, огонь, тускло освещавший место действия, держал ровно и толково. Скуратов работал молча, а что уж там думал, только ему известно.

Наконец крышка гробика поддалась, открывая содержимое. Глядя на куклу, одетую в детскую рубашечку, царь закусил губу, потом велел:

– Зарой все как было! – и, круто повернувшись, отправился обратно в мужскую обитель.

Скуратов расспрашивать не стал, велено раскопать детскую могилку – раскопал, сказано закопать обратно – сделаем. Ему ни к чему раздумывать, правильно это или нет, думает государь. Если Иван Васильевич так решил, стало быть, так правильно.

Пока приводил все в порядок, пока возвращался, полночи прошло. Но Иван не спал, он лежал в одежде, глядя остановившимися глазами в потолок. И тут Григорий Лукьянович спрашивать не стал, если нужно что, государь сам скажет.

Келью освещал только огонек лампадки перед образами. Вспомнив, откуда пришел и чем занимался, Малюта перекрестился. В полумраке раздался ставший вдруг скрипучим голос Ивана:

– Верно крестишься, тати мы с тобой, могилу порушили…

Почему-то Скуратову послышалась насмешка. Но и он сам возразил:

– Да какая могила, государь, ежели там человеческих костей нет? Кого и похоронили, непонятно…

– Знаешь, чья она? – Конечно, Малюта промолчал, во-первых, потому что не знал, а во-вторых, было понятно, что Иван спрашивает, чтобы самому же и ответить. – Сына княгини Соломонии и князя Василия!