Царь и султан: Османская империя глазами россиян

В своих отношениях с донскими казаками и османскими пашами из Азова и Каффы московские послы ни в коем случае не должны были уронить честь своих государей. На некотором расстоянии от Черкасска, казацкой столицы, донцы должны были их встречать верхом на конях и с развернутыми знаменами и сопровождать их вступление в город ружейными и пушечными выстрелами. Казаки также должны были обеспечить передачу послов на османской границе в руки азовских янычаров под аккомпанемент выстрелов и при развернутых знаменах[68]. В ходе переговоров с азовским пашой послы, размещенные в особом лагере за пределами города, должны были добиться того, чтобы паша сам прибыл к ним за подарками или по крайней мере принял их через посланника. Послам ни в коем случае не позволялось самим доставлять подарки паше, дабы не уронить честь московского государя[69]. Если им не удавалось избежать остановки в Керчи или Каффе, послам надлежало по крайней мере добиться подобающего к себе отношения и размещения в так называемом «белом» городе[70]. Наконец, послы должны были отказаться от предложения проследовать в Константинополь через Крым[71]. Если им не удавалось избежать этого, как было в случае с первым московским посланником в Османскую империю М. А. Плещеевым, они должны были отказаться от сопровождения, которое хан пожелал бы к ним приставить. Московским послам строго запрещалось приходить на прием к султану в сопровождении крымцев и «сидеть под ними» во время аудиенции[72].

Прием у великого визиря и у султана был кульминацией московских посольств в Константинополь. Московское государство и Османская империя не разделяли общей дипломатической культуры или языка международного общения, которые способствовали бы переговорам. В этих условиях обращение принимающей стороны с послами и их поведение во время аудиенций приобретали особое значение. Ситуация еще более осложнялась различиями между московским и османским посольскими обычаями. В московском государстве иностранный посланник обычно принимался великим князем, а позже царем, произносил свою речь и передавал грамоту от своего правителя, после чего думные бояре обсуждали с ним частности. Напротив, в Османской империи иностранные посланники должны были первоначально приниматься визирем (чему могли предшествовать встречи с менее важными чиновниками), прежде чем они могли видеть султана. Визири требовали, чтобы посланник передал им грамоту и подарки, предназначавшиеся султану. Это обстоятельство, а также различия в последовательности приемов у правителя и его министров были потенциальным источником конфликта.

В соответствии с формирующимся московским посольским обычаем первому российскому посланнику в Османскую империю М. А. Плещееву было предписано поклониться султану, «не сгибая колен». Затем он должен был передать султану великокняжескую грамоту и произнести речь, стоя или сидя, в случае если султан предложит ему сесть. Когда «паши» султана Баязета II пригласили Плещеева на традиционное в османском посольском обычае угощение и хотели одарить его кафтанами и подарками, московский посланник отказался, заявив, что «ему нечего говорить пашам, что ему не нужны их кафтаны и подарки, и что ему надо говорить с султаном без посредников»[73]. Хотя Баязет отправил Ивану III дружественное письмо, в котором уведомил великого князя о получении его послания, османы были шокированы «заносчивыми речами московита»[74].

На протяжении XVI и XVII столетий великие князья, а позже цари московские следовали установленному прецеденту. Их представителям запрещалось склонять колени перед султаном и посещать последнего вместе с послами других государств. Хотя первые московские посланники настаивали на том, чтобы быть немедленно принятыми султаном, со временем им пришлось принять османский посольский обычай, по которому прием у великого визиря предшествовал аудиенции у султана. Например, послу Василия III В. А. Коробову было предписано передать великокняжескую грамоту «пашам», но ни в коем случае не произносить перед ними речь, предназначавшуюся для султана[75]. Полвека спустя посланник Ивана Грозного И. П. Новосильцев согласился быть принятым великим визирем Мехмедом Соколлу, но отказался показывать ему царскую грамоту или раскрывать ее содержание[76]. В XVII столетии царские посланники также соглашались на предварительный прием у великого визиря и порой даже раскрывали последнему содержание царских грамот, адресованных султанам. Однако этим уступкам всегда предшествовали препирательства, продолжительность которых зависела от политических обстоятельств[77].