Когда возвратился Архелай, ему пришлось чуть ли но заново налаживать порядок в стране. Римляне ограбили не только Храмовую сокровищницу, но и несколько Иродовых, так как Ирод предусмотрительно разместил свое огромное богатство по частям в разных Пашнях. Когда было заплачено, что причиталось, Августу, Ливии, Саломее и всем другим, кошелек Архелая оказался пуст. К тому же надо было восстанавли-иать пострадавшие во время бунта царские резиденции, что-то делать с не подчинявшейся ему армией, а он, как назло, в это время поссорился со своим единокровным братом Антипой. Евреи терпеть не могли Архелая, и чуть не каждая горная деревушка в Иудее Пыла пристанищем разбойничьих шаек, имевших иногда немалые силы. Один из самых опасных бунтовщиков, заиорданский еврей Симон, раньше состоявший в личной охране Ирода, а потом объявивший себя царем Иудейским, незадолго до приезда Архелая был аа хвачен и убит римлянами. Еще один иудеянин, Афронт Модин из дома Маккавеева, тоже объявил себя царем, и он был еще опаснее, потому что выдавал себя на Мессию и сына Давидова и к тому же был пастухом. К го принадлежность к дому Давидову опровергнуть не (›ыло никакой возможности, потому что во время вифлеемской резни Архелай захватил привезенные старцами списки потомков Давида и сжег их на костре возле постоялого двора, о чем теперь горько сожалел. Афронт и его братья года три-четыре безнаказанно хозяйничали в горах к западу от Иерусалима, беря дань с торговцев и убивая чужеземцев. Они победили римлян в нескольких схватках и, если бы были чуть образованнее и благочестивее, смогли бы объединить парод под своим знаменем, как это однажды удалось метверым братьям Маккавеям. Однако эти разбойники создавали для Архелая скорее военную, чем религиозную проблему.
Утешением в несчастьях были для Архелая сама-рнне, которые ни разу не дали повода для беспокойст-ма. Да и Август проявил щедрость и возвратил этнарху большую часть огромного наследства Ирода, а остальное получили Антипа и Филипп. Архелай установил военное правление в Иудее и правил таким образом чуть больше девяти лет, а потом по-глупому поссорился с Высшим судом, который поддержал решение начальника стражи не пускать его в Храм, потому что он не чист перед Богом. Архелай взял в жены вдову своего брата Александра — Глафиру. Это было бы законно, не оставь Александр детей, однако дети были, отчего новый брак формально считался кровосмесительным. Отказ Архелая удалить Глафиру из своего дома самым удивительным образом объединил против него иудеев и самарян, которые отправили в Рим посольство и убедили Августа сместить его. Когда самаряне и иудеи объединяются с одной целью, иудейская проблема, напомнила Августу Ливия, становится опасной.
Однако даже после того, как Архелай уехал в Галлию, Иосиф все еще не рисковал вернуться в Иудею. Он навел справки среди беженцев и узнал, что в его поместье в Еммаусе сначала хозяйничали разбойники, потом его захватили и сожгли римляне, заодно они вырубили сад, погубили виноградник, не оставили ни одной целой бочки и никому не разрешают даже подходить близко. Два его сына бежали неизвестно куда, Скорее всего они осели в Галилее у своих братьев. И в конце концов он решил направить стопы в Кану Галилейскую, где у него была лесопилка и где он надеялся найти всю семью в добром здравии.
Иосиф позвал Симона ехать с ним в Галилею, однако Симон с сожалением отказался, сказав, что слишком стар менять климат и новое вино вредно вливать в старые мехи.
— Без вас, дорогие друзья, мне будет очень одиноко, и придется мне отправиться к ессеям в Каллирою. Там есть школа, которой руководит мой давний знакомый. Стану членом секты, найду себе новых друзей, и они закроют мне глаза, когда я умру.
Выгодно продав имущество, Иосиф, Мария и Иисус стали прощаться с друзьями и соседями, однако когда Иисус в последний раз обходил деревню, в каждом доме он слышал одно и то же: «Мы наверняка еще встретимся. Кто один раз попробует нильской воды, обязательно вернется еще раз!» В самом деле, Египет — это царица, навсегда пленяющая сердце своей красотой, о чум было хорошо известно евреям, побывавшим в пустыне, где они вздыхали по ее зеленым садам, по ее луку, огурцам и чесноку, забыв о жестокости ее правителей и надсмотрщиков.