Царь Иоанн Грозный

Когда привезли грамоты, долго толковал со своими советниками тайными Василий. Была написана и его духовная. Подписал ее царь. Пришлось звать и свидетелей для подписи. Бельский, Шигоня, Шуйский и Кубенский подписались и крест целовали на том, что до сроку – никому ни слова не проронят о грамоте.

14 ноября в тревоге, ночью, заглянул к больному другой брат, Андрей, с которым всегда был дружен Василий.

– Не спишь, государь? Слышу: читают тебе псалмы божественные… Я и заглянул…

– Рад, рад… Не спится теперь по ночам. Днем все так вот и спал бы. А ночью душно, тяжко. Грудь совсем заложило… Плохо лечат, проклятые.

– А ты бы других…

– И то… Вон за гетманом Яном послал. Он – казак. А у них тайные есть зелья, разные… Пусть пользует. Он много народу на Москве выпользовал. Да что ты такой, словно напуган?

– Чудо творится, брате… Дождь огненный с неба.

– Что ты? Где? В какой стороне? Как бы лесов да деревень не пожгло… Убытки, гляди, будут какие?!

– Нет, брат-государь, не то чтобы огонь простой… Звезды с неба так и сыплются…

– А! Ну это не опасно… И много?

– Видимо-невидимо. Да вот взгляни, пожалуй, государь.

И Андрей поднял занавесь у окна, оттолкнул тяжелый ставень и указал больному брату рукой на темное, синее, ночное небо.

Было новолуние, и звезды, не затемняемые месяцем, ярко сияли, переливаясь мерцающим блеском в прохладном, влажном воздухе. Полевей от окна, в южной части неба происходило нечто удивительное. Падали звезды. Не изредка, как это бывает всегда, а блестящим частым огненным дождем…

В глазах начинало рябить и пестреть, если долго не отрываясь глядеть на восхитительное зрелище…

Долго смотрел Василий, то прищуривая, то снова широко раскрывая глаза.

– Пятница нынче?

– Так, государь.

– Завтра Димитриевская суббота… Понял, понял…

– Что понял, брат-государь?

– Великая звезда скоро с земной вершины скатится… Туда, в бездны… Помилуй мя, Господи, по великой милости Твоей…

– Э, брат-государь, пустое! Оздоровеешь скоро, вот увидишь.

– Ладно. И то хорошо. Прикрой ставень… Полы-то спусти оконные… Зябну я все… Ну, с Богом, ступай спать, Андрейко. Може, и я усну.

И Андрей вышел из опочивальни.

Словно напророчил облегчение брату Андрей.

Наутро громадный стержень вышел из раны у Василия. Князь словно ожил, повеселел, стал надеяться на выздоровление. Лекарь-казак, гетман Ян, приехав, мазями своими и опухоль согнал с больной ноги. Не лежит она больше такая неподвижная, огромная, как прежде, словно бревно, мешая дышать, не давая сделать ни малейшего движения. Глубокое воспаление, поразившее ткани, разрешилось теперь; но части распада остались в ране и вызвали новую беду. Появился антонов огонь… Опухоль, еще не совсем удаленная мазями, медленно стала распадаться. Язва зияет не маленьким устьем, как раньше, а широкая, черная, страшная… Настоящая «гагрина» (гангрена) с омертвелыми краями, покрытыми серым налетом. И воздух в покоях наполнен от нее тяжелым запахом тления!

– На Москву, на Москву скорее! – молит теперь Василий.

Ясно: спасенья нет!

Медленно движется печальный поезд. Василий в каптанке едет, уложенный на мягкой постели. Повернуться он сам не может. Курлятев и Палецкий едут с государем, помогают ему.

Везде по пути рыдают люди, узнав, кто этот умирающий боярин, которого везут на Москву.

Скорей бы можно добраться туда, да приходится остановки очень частые и долгие делать. Дороги еще не установились. Как осторожно ни едут кони, а все потряхивает больного. И он мучительно страдает.

Только 21 ноября к Воробьевым горам дотащились. Здесь два дня пришлось переждать. Митрополит Даниил к государю пожаловал, помолиться за его здоровье и дать свое благословение… И владыка Вассиан Топорков Коломенский, друг царя… И попы, и бояре: Шуйские, Воронцов Михаил, Петр Головин, казначей верный царский… Слезы, рыдания раздаются… Лекаря всех попросили уйти и не тревожить больного.

Но сам Василий удержал главных бояр:

– Мост на реке строить велите… Туда вот, прямо у спуска с гор с Воробьевых… К завтрему ночью чтобы и готов был… Ночью я в Кремль проеду, чтобы не знал никто… Народу тьма кругом, послы у нас ждут чужеземные… Негоже будет, если днем я поплетуся… Дела у нас теперь с чужими государями немалые… Посланцы-то ихние, поганцы, – что воронье, сразу учуют: плох старый государь! Ваня мой мал… И подумают: самая пора пришла поживиться на Руси… Сейчас своим государям отпишут: «Собирайте ратных людей. Помирает старый государь. Легко можно у юного малолетка и у вдовицы государыни из вотчины чего оттягать!» Знаю я их… Да и свои люди не должны в гнусе таком видеть меня… Так пригоняйте, чтобы нам в глухую ночь, в самую полночь Москву миновать, до Кремля доехать…

Закипела работа на реке. Лед еще не окреп. Рубят его, наскоро сваи, как раз против спуска с горы, вбивают в дно речное, балки кладут, доски стелют… Хоть и не к субботе ночью, но к воскресенью на рассвете – мост был готов.

– Так с Богом везите меня! – приказал Василий, когда ему доложили о том.