Царь Каменных Врат

— Не стану отрицать — но все прошло хорошо. Теперь тропа станет шире, и особой опасности уже не будет. Не думаю, что дренаи последуют за нами по этой дороге.

— А я думаю, что ты родился в рубашке, Тенака-хан. Смотри только не расходуй всю свою удачу — прибереги немного для надирских земель.

Они остановились на ночлег в гроте, покормили лошадей и разложили костер из хвороста, который везли притороченным к седлам. Сняв с себя кожаный камзол, Тенака лег на одеяло у огня, и Рения растерла его поврежденную спину. Борьба с падающей лошадью не прошла даром: Тенака почти не мог шевельнуть правой рукой. Рения осторожно ощупала лопатку и опухшие мышцы.

— Хорош, нечего сказать. Весь в синяках.

— Тебе смотреть страшно — а мне-то каково?

— Стар ты становишься для таких дел, — поддразнила она.

— Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует!

— И на сколько же ты себя чувствуешь?

— Лет на девяносто, — сознался он.

Она укрыла его одеялом и села, вперив взор в темноту. Как здесь мирно и спокойно — ни войны, ни разговоров о ней. Если честно, Рении до Цески не было никакого дела — зато до Тенаки-хана было, и еще как. Мужчины такие глупые — они ничего не понимают в жизни.

Любовь — вот все, что имеет значение. Любовь одного человека к другому. Соприкосновение рук и сердец. Теплое чувство принадлежности, радость разделенности. Тираны будут всегда — похоже, человечество просто не способно обходиться без них. Ведь без тиранов не было бы и героев — а без героев человек уж точно не может жить.

Рения плотнее закуталась в плащ и подбросила в огонь последний хворост. Тенака спал, положив голову на седло.

— Что бы ты делал, не будь на свете Цески, любимый? — спросила она, зная, что он ее не слышит. — Пожалуй, в нем ты нуждаешься больше, чем во мне.

Он открыл свои лиловые глаза и пробормотал сонно:

— Неправда.

— Лгун, — шепнула она, укладываясь рядом с ним.

16

Муха, Белдер и Басурман, лежа на животах, смотрели на дренайский лагерь внизу. Двадцать солдат расположились вокруг пяти костров. Пленные сидели спина к спине посередине лагеря, и их охраняли часовые.

— Ты уверен, что это необходимо? — спросил Белдер.

— Уверен, — сказал Муха. — Если мы освободим этих двух сатулов, нам легче будет просить о помощи их соплеменников.

— Уж очень бдительно их стерегут, — проворчал старик.

— Это верно, — согласился Басурман. — Один часовой стоит в десяти шагах от пленных, еще двое прохаживаются по опушке, а четвертый расположился в лесу.

— Сможешь ты снять этого четвертого?

— Само собой, — ухмыльнулся Басурман. — Но как быть с остальными тремя?

— Найди того, что в лесу, и принеси мне его доспехи, — сказал Муха.

Басурман отполз прочь, а Белдер придвинулся к Мухе.

— Уж не собираешься ли ты туда, к ним?

— Конечно. Это ведь хитрость, а на них я мастак.

— Ничего у тебя не выйдет. Нас всех сцапают.

— Пожалуйста, Белдер, без хвалебных речей — я могу зазнаться.

— Я, во всяком разе, с тобой не пойду.

— Никто и не просит.

Прошло добрых полчаса, прежде чем вернулся Басурман. Он принес одежду часового, завернув ее в красный плащ.

— Тело я спрятал, как сумел. Когда у них смена караула?

— Через час, а то и меньше, — ответил Белдер. — Нам не поспеть.

Муха развязал узел и надел на себя панцирь. Великоват, но лучше уж такой, чем слишком тесный.

— Ну, как я выгляжу? — спросил он, водрузив на голову шлем с плюмажем.

— Смехотворно, — сказал Белдер. — Никого ты этим не обманешь.

— Старик, — прошипел Басурман, — ты у меня в печенках сидишь! Мы всего три дня провели вместе, а я уже видеть тебя не могу. Закрой-ка свой рот.

Белдер уже готовил уничтожающий ответ, но, посмотрев в глаза чернокожему, сразу умолк. Такой и убить может! Старик весь похолодел и отвернулся.

— Что ты задумал? — спросил у Мухи Басурман.

— Часовых трое, но около пленных стоит только один. Я сменю его.

— А те двое?

— Про них я еще не думал.

— Лиха беда начало. Если все пойдет как надо и третий уберется, двигайся к двум остальным. Держи нож наготове и будь готов помочь мне, когда придет время.

Муха облизнул губы. Нож? Он не был уверен, что сумеет вонзить его в живое тело.

Вдвоем с Басурманом они проползли сквозь кусты поближе к лагерю. Луна светила ярко, но случайное облако закрыло ее, погрузив поляну во мрак. Костры почти догорели, люди спали крепко.

Басурман приложил губы к уху Мухи и прошептал:

— Отсюда до первого спящего около десяти шагов. Когда облако набежит опять, ползи туда и ложись. А когда станет светло, сядь и потянись. Пусть часовой тебя видит.

Муха кивнул.

До нового облака прошло несколько напряженных минут. Муха устремился вперед и улегся как раз в тот миг, когда луна вышла снова. Он сел, сладко потянулся и помахал часовому. Потом встал, огляделся, взял копье около спящего солдата, вздохнул полной грудью и пошел, зевая, через поляну.

— Не спится, — сказал он часовому. — Сыро очень.

— Постоял бы тут, так узнал бы, где лучше, — буркнул солдат.

— А что, и постою. Ступай поспи, а я покараулю.

— Спасибо за услугу — но меня и так скоро сменят.

— Как хочешь, — сказал Муха, зевая во весь рот.

— Что-то я тебя раньше не видел. Кто твой начальник?