Царь-колокол, или Антихрист XVII века

При этих словах восторг, подобно электрической искре, пробежал по всему составу Алексея. Ему, которого все способности столь давно уже жаждали сосредоточиться на одном каком-нибудь предмете, которого постоянным желанием было посвятить себя на совершение какого-нибудь подвига к прославлению своего отечества, – ему предлагают окончить, так сказать, труд его отца, столь нежно любимого им и за гробом, – мог ли он ожидать этого! Теперь наступил случай доказать Алексею, что он достоин своего родителя. Он призовет на помощь все изобретательность ума своего, изучится у немцев всем хитростям, которые только известны самым знаменитым их строителям и механикам, и с Божиим соизволением совершить дело великое – поднимет колокол и тем докажет всему миру, едва отличавшему его от грязи, что ему суждено ширять орлом, создавая то, о чем другие боятся подумать… Вот мысли, которые родились мгновенно в душе Алексея при предложении Матвеева, и в то же время пылкое воображение представило ему разом все устройство, какое надобно предпринять к поднятию колокола. Вот тут нужны рычаги, здесь вороты, там колеса… так, так. Он готов поклясться прахом отца своего, что поднимет его произведение на высоту Ивана Великого…

Между тем как Артемон Сергеич говорил с Алексеем, подошла сцена явления ангела между тремя отроками, находившимися в печи огненной. Находясь сам на всяком представлении и зная вперед весь ход комедии, Матвеев бросил взгляд на сцену в ту минуту, когда должен был выйти из завесы к отрокам ангел, как это делалось до того времени, – и вдруг чудное, совершенно неожиданное зрелище поразило его взоры: ангел явился в воздухе, тихо рея в нем на широких блестящих крыльях с словами:

Верные слуги истинного Бога,
Да не смущает вас печаль премного!
Не оставит вне Господь Всемогущий,
Не повредит вам пламень все ядущий.
Яко росою тем ся охлаждайте,
Богу вашему часть и славу воздайте.

Очарование, по понятиям того времени, было настолько велико, что сопровождавшие царя стольники начали креститься, воображая, что видят в самом деле сверхъестественное явление, а Артемон Сертеич, пораженный этой приятной неожиданностью, терялся в догадках, кто был ее изобретателем, когда раздался голос царя, призывавшего Матвеева.

– Сергеич! Это так чудно, что я и не пойму, как у тебя сделано, словно волшебство какое! – сказал царь с удовольствием.

– Да я и сам не понимаю, великий государь, кто это так устроил, – воскликнул Матвеев, приискивая ключ к загадке, когда, наконец, подошедший к нему Зеленский объяснил дело.

– Вот, государь, хитрец, который все это выдумал, – продолжал Матвеев, подводя к царю Алексея. – Это тот самый молодец, о котором я тебе докладывал.

– Подлинно молодец, – отвечал Алексей Михайлович, с удовольствием смотря на приятное разгоревшееся лицо юноши. – Видно, и умом и поступью пошел в отца своего: я как теперь смотрю на него. Добрый был слуга.

Алексей поклонился царю в ноги и поцеловал край его одежды.

– Что, говорил ли ты ему, Артемон, о чем мы с тобой задумали?

– Сказывал, великий государь, и невесть как его обрадовал этим! Говорит, что сможет поднять колокол.

– Много тебе будет от меня чести и всякого добра, коли ты это наладишь, – сказал царь с милостью. – Только по силам ли, молодец, берешся? – прибавил он, посмотря с сомнением на Алексея.

– О приобретении добра, великий государь, не хлопочу; драгоценно только твое милостивое слово, – отвечал Алексей, а что колокол подниму, в том тебе поручусь своей жизнью. Как только Артемон Сергеич объявил мне о том, словно небесное знамение осенило мою голову и представило будто наяву махину, которая нужна для поднятия. Вот она и теперь будто перед глазами у меня. С завтрашнего же дня займусь изображением ее на бумаге и окончательным придумыванием мелких частей, а через месяц представлю в думу твоего царского величества самую махину в малом виде, из дерева. Повели рассмотреть ее сведущим людям, и буде кто придумает другую, более удобную и лучшую – вели снять с меня тогда голову!

– Добро, добро, посмотрим! Твоими бы устами да мед пить, молодец, – сказал царь с благоволением, вставая с своего места, ибо представление уже окончилось. – Дай ему, Сергеич, от меня десять золотых ефимков, завтра от моего казначея отданное получишь…

– Слушаю, великий государь, сделаю, как ты приказываешь! – отвечал Матвеев, провожая царя и следовавших за ним стольников.

Алексей, получа царскую награду, был вне себя от восторга. Он не столько ценил подарок, по тому времени, впрочем, сам по себе довольно ценный, сколько радовался счастью, сделавшись известным царю и через то приобретя возможность совершить подвиг, к которому его призывали. За несколько часов назад он со страхом смотрел на свое будущее, а теперь вдруг представилось оно ему в таком цветистом, радужном виде…