Царь Кровь

В один миг я оказался сверху. Потом внутри. Сильно вдвигая. Ритм и силу подсказывал внутренний инстинкт. Она застонала; ее ногти вонзились мне в спину. Глаза она крепко зажмурила, будто в эту секунду все ее существо сосредоточилось где-то глубоко внутри, там, куда ударяли содрогания.

Я не останавливался.

И не мог бы.

Жал на все рычаги.

Бил быстрее.

Сильнее.

Ох, черт, это лучше всего на свете.

Так трахаться… лучше всего на свете.

Слышать ее частое дыхание.

Видеть ее лицо с зажмуренными глазами и сжатыми губами.

Чувствовать, как затопляет ее это ощущение.

Прижиматься к ней так близко, что будто часть моей души (а также тела) ушла в глубину ее существа, касаться этих волшебных мест изнутри, нажимая на кнопки, чтобы освободить.

– А-ах! – вскрикнула она.

И снова вскрикнула.

Вдруг ее глаза распахнулись, раскрылись, разверзлись.

Они не отрывались от меня, пока тело ее сотрясалось в оргазме.

– АААХ!

Я тоже взорвался. Взорвался жаром у нее внутри.

Да, видит Бог, мы были как динамит, к которому поднесли спичку. От экстаза закружилась голова, перехватило дыхание, я не знал, где я, знал только, что со мной Кейт, она обвивает меня руками и ногами, лицо ее, горячее от жара, прижато к моей шее, и ее тихие слова плывут мне в мозг.

Мы лежали, остывая. Ветер шелестел в ветвях, бриз раздувал шторы.

Номер был похож на все номера всех гостиниц. Большая двуспальная кровать (надпись в ногах матраса для давно, наверное, мертвой горничной: “Переворачивать матрасы каждые шесть месяцев”), мини-электрочайник с тщательно свернутым проводом, корзина, где когда-то были пакетики чая, кофе и молока, пачка шоколадного печенья.

Плюшевые ярко-синие ковры (не обращайте внимания на пятна – там когда-то вино пролили), обычные тумбочки у кровати, Библия, справочник Томсона по Лондону, радио, навеки замолчавший телефон. В углу телевизор.

Обычный номер обычного отеля, думал я, лежа на спине и уплывая на волне чудесной расслабленности, и Кейт Робинсон чуть посапывала рядом, касаясь меня своей обнаженной кожей. Обычный номер. Мне бы не раз пришлось останавливаться в таком, если бы наш “Сандер Баг” имел успех. Мы бы мотались от побережья до побережья, играли бы на Эм-ти-ви. Я бы повесил электрогитару на стену с золотыми и платиновыми дисками в своей квартире, которую бы я купил… Где? В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, а может, и в Лондоне на этой самой улице.

Я обнял рукой за спину лежащую рядом красавицу.

Мечты больше нет. Рок-звездой я никогда не буду. Не буду давать концерты на двадцатитысячных стадионах. Реальность нынче другая. Затопленный город. Ползущий из ядра Земли огонь, поджигающий почву у тебя под ногами.

Конвейер суровой реальности унес и тот факт, что я любил Кэролайн. Потом я ее лишился и должен был сжечь когда-то прекрасное тело в погребальном костре на холме.

Я легонько тронул волосы Кейт. Я был от нее без ума. Если я лишусь и ее, смогу ли я вынести эту боль?

Она легонько поцеловала меня в подбородок.

– Рик!

– Что?

– Я рада, что ты меня нашел.

– Я тоже рад… очень рад.

Слова были искренни, но произнести их было трудно. Почти то же самое я говорил Кэролайн в день, когда она погибла. Когда я ощутил тот страх, голый животный страх, нависший над нами чудовищным нетопырем.

Ждущим секунды, чтобы ударить.

На миг я снова ощутил то же чудовищное присутствие.

Ну нет. Кейт потерять я не могу. Мне не вынести этого грубого ощущения – самого чувства, что я снова один.

Я прижал ее к себе покрепче.

Ветер шелестел в листьях, снова будто прибой шуршит о песок. Громкий резкий шорох, потом шелест, и снова накат прибоя.

Глаза у меня закрылись.

Мы бежали. Сон был необычно ясен. Мы бежали по холму от моего дома в Ферберне. Мой брат Стивен, точно такой, каким он тогда был: шелковая рубашка надулась ветром. Он держал на руках малышку Ли. И я видел Кэролайн, ее обнаженные плечи, ее лицо были красны, как вино, ошпаренные кипящим гейзером. И она тоже бежит, глаза расширены от страха. Вот Дин, Говард, Рут, даже десятилетний Джим Келлер, лишившийся больших пальцев – и жизни – в катастрофе десять лет назад.

И вот я. Мне снова десять лет. Кроссовочки у меня на ногах молотят гаревую дорожку.

А на шее у меня болтается пластиковая маска Робокопа.

Мы спасаемся бегством.

За нами гонится тварь с огромными крыльями; глаз у нее нет, но из черепа торчат уши нетопыря. В распахнутой пасти – неимоверной величины крысиные зубы.

Я знаю, что она умеет летать.

Пока у меня в голове лихорадочно мелькают мысли, тварь расправляет крылья и бросается вперед. Планирует на нас. Я гляжу вверх, вижу крылья. Перья на них серые.

И снова я гляжу вверх и на этот раз уже не ошибаюсь. Это не перья, это ряды за рядами серых людей, приклеенных бок о бок и друг над другом. Глаза у них открыты, и они красные. Как кровь. И смотрят на меня.

И я знаю, что это именно я им нужен.

Тварь бьет крыльями. Они мощно хлопают, от этого звука у меня вибрируют кости черепа.

Бум, бум, бум…

Тварь пикирует на меня.

Бум, бум, бум…

– Эй вы там, вставайте!

– Рик… Рик!

Я открыл глаза. Кейт стояла на коленях возле кровати и трясла меня за плечо.

бум, бум, бум…