Царь Кровь

Закрыв лицо руками, он стал мотать головой.

Я не знал, что делать. Сказать было нечего. Он убил людей. Я не знал всех обстоятельств, но он был вынужден. Он не убивал их хладнокровно, конечно, он не мог это сделать хладнокровно. И тут меня как молотом по животу хватило. Как будто наконец я нашел верное слово. Но ведь не мог мой брат… Я раздавил эту мысль. Может, это был Дин Скилтон. Я бы про него такому поверил. Он ведь шатается по лагерю, засунув револьвер за пояс, как двухцентовый Джон Уэйн. Да, Дин, это был Дин. Он так разозлился на этих людей за то, что они уперли нашу драгоценную провизию, что застрелил их на месте, пока они слизывали персиковый сок с пальцев. Вот гад…

И тут я снова посмотрел на Стивена. Он всхлипывал, закрыв лицо руками, и слезы текли по пальцам, по локтям, оставляя блестящие следы.

Я вспомнил, как он случайно выстрелил в меня бекасинником. Как он тогда боялся, что меня убил! Он в тот вечер все обнимал меня, когда мы смотрели телевизор, и у меня голова была забинтована, как у мумии. Он даже купил мне коробку конфет из тех денег, что собирал на компьютерную игру.

Я мог сделать только одно.

Сел рядом, обнял его за плечи и сидел, пока он плакал.

36

Через десять минут мы пошли дальше. У Стивена был вид полностью опустошенный, но успокоенный. Он даже был больше похож на человека, чем в последние дни.

Когда мы подошли к гребню холма, я уже почти видел, как работает мысль за его синими глазами. Произошли серьезные изменения, Стивен выглядел старше, как-то мудрее.

Он спокойно сказал:

– Пришли. – И дал мне бинокль. – Скажи, если увидишь то же, что и я.

Подо мной в ясном вечернем свете расстилались возделанные поля, уходящие к Лидсу. Среди них расположились два маленьких городка и с десяток деревень, в том числе Ферберн, и леса с лугами, в которых наверняка кишели сотни тысяч людей. И больше половины из них теперь голодают.

Виднелись церковные шпили, отблески солнца на стеклах далеких теплиц, железная дорога, блестящая серебряной нитью среди пейзажа, купы деревьев, похожих на зеленую пену, широкая черная лента канала, разрезающая поля от горизонта в нашу сторону. И далекие белые параллелепипеды, которые могли быть только промышленными складами, и…

Черт побери.

Я снова посмотрел на канал.

Ни хрена это был не канал. Слишком большой. И в любом случае слишком широкий, не меньше километра. И я знал, что такого канала нет. Ни в Йоркшире, ни в Англии, ни на всей этой дурацкой планете.

Но он был. Длинный, с прямыми краями, черный как сажа, километр в ширину, прорезающий зеленый пейзаж.

– Ты видел, – сказал Стивен. Сказал, а не спросил. Он знал.

– Да, я видел. – Я поднял бинокль. – Что это такое, как ты думаешь?

– Я не думаю, я знаю. Мы были здесь сегодня утром с Викторией.

Я удивленно посмотрел на него:

– С Викторией?

Он пожал плечами:

– Ты, может быть, заметил, что она часами гуляет одна. Она это заметила первой и сказала мне. Посмотри еще раз. – Он показал рукой. – В сторону горизонта.

Я поглядел в бинокль.

– Ни фига себе!

– Ты их видишь?

– Два, три… четыре… пять.

– Зловещий у них вид, правда?

Он был прав. Вид действительно был зловещий. В бинокль видны были пять черных полос, из которых я самую большую сперва принял за огромный адской черноты канал. Знаете, как ребенок рисует солнышко? Большая блямба, а от нее отходят лучи. Теперь представьте себе ребенка-гиганта ростом в десять километров с большим мелком в руке, который рисует вот такое солнышко С лучиками. Только солнце вышло черное. И размером с город, у самого горизонта. Черные лучи шли прямо к нам, как костистые пальцы старухи смерти.

– И что? – спросил я, кивая в сторону черной полосы, которая показывала точно на нас. – Оно ширится.

Стивен мрачно кивнул.

– Я думаю, что жар быстрее находит дорогу к поверхности по линиям напряжения или трещинам в земной коре. Сейчас почва настолько нагрелась, что горят растения.

Я снова поднял бинокль. Там и сям поднимался к небу дым – жар, истекающий из земной коры, зажигал лесные пожары или это вспыхивали дома.

Стивен обернулся ко мне.

– Бен Кавеллеро был прав, что услал нас из Ферберна. Но этого мало.

– Так что нам делать?

– Прежде всего придется прекратить вести себя, как дети в летнем походе.

– Я думаю, сегодня утром это кончилось.

Он снова кивнул.

– И теперь нам придется осознать, что мир переменился. И мы должны перемениться вместе с ним – или погибнуть.

Я глядел на палец черного пепла, ползущий вперед медленно, но неумолимо, и я знал, что Стивен прав.

37

Тьма. Абсолютная, полная тьма.

Ничего не видно. Но я знал, что лежу на пустоши. Голую спину и ноги колет вереск. На мне только шорты – ничего больше.

И не слышно ни звука. Безмолвие. Полная тишина.

Но я чувствую чье-то приближение и вскакиваю.

Кто-то или что-то идет ко мне через пустошь.

Из темноты выступает силуэт. Я вижу только массивный серый контур, большую голову, чувствую силу и целеустремленность, с которой этот силуэт движется ко мне.

Прямо ко мне. Я отскакиваю назад, готовый отбиваться зубами и ногтями, если придется.

Оступившись на кочке, я падаю на спину.