До изгороди мы добрались уже бегом.
На соседнем поле деревья уже погибали от жара. Листья еще не покраснели по-осеннему, но уже были мертвыми. Они свисали с ветвей клочьями вялой зелени, будто сваренные в кипятке.
И снова меня стукнула мысль:
МИР ПОГИБАЕТ.
54
После пяти минут быстрой ходьбы мы перешли на более спокойный темп. Запах горячей земли уже не чувствовался. Ландшафт расстилался свежий и зеленый.
По выработавшейся привычке мы держались подальше от дорог и шли по проселкам и тропам. Попадались неубранные перезрелые поля, но скотины мы не видели. Либо ее разорвали оголодавшие беженцы, либо она погибла от жажды, поскольку никто не наливал воду в поилки. Следов недавнего присутствия людей тоже не было.
Попадались человеческие скелеты. Их было так много, что мы почти перестали их замечать. Они валялись в траве, сквозь ребра проросла крапива, муравьи деловито сновали в орбиты глаз и обратно, выгребая остатки мозгов из черепов.
А иногда что-нибудь странное и неуместное могло привлечь удивленное внимание. Вот на стене кто-то выставил в ряд телевизоры. Их было штук двадцать, антенны болтались на ветру, а рядом с каждым из них на стене лежал пульт дистанционного управления. На большой черный “Сони” села бабочка, ее красные крылышки трепетали на холодном ветру. Казалось, что они истрепались и пообламывались на концах. Меня вдруг охватила печаль. Мертвые телевизоры на стене, холодный ветер, умирающая от старости бабочка. Жизнь показалась такой хрупкой…
Рядом со мной остановился Дин и кивнул в сторону телевизоров:
– Это нынче сходит за искусство?
– А?
– Интересно, кто всунул эти головы в телевизоры?
Я посмотрел и увидел, что телевизоры выпотрошены, трубок и электроники нет, а вместо них – отрезанные человеческие головы. Они уже сильно разложились, глаза вытекли и висели на щеках каплями желе. Гудели мухи.
Дин вытащил из кармана “беретту”.
– На случай, если встретим художника.
Кэролайн сглотнула, побледнела.
– Сколько еще идти?
– Где-то час. Если не сбавим темпа.
– Пошли.
Она повернулась и быстро пошла по дороге.
Мы направились следом за ней, оглядываясь во все стороны – на случай, если телехудожник вдруг появится и решит, что нам тоже место на его выставке.
Но местность была пустынной. Мы миновали остатки костров и позвякивающих консервных банок на местах, где проходили люди. Но здесь уже никому не имело смысла стоять.
Еще десять минут – и мы прошли мимо кирпичной деревеньки, обращенной в крепость – обнесенной колючей проволокой и с перегороженной грузовиками дорогой. С первого взгляда было ясно, что там уже никого нет. Почти все дома выгорели, на улице валялось с полдюжины человеческих черепов.
– И тут все подохли, – сухо заметил Дин, когда мы проходили мимо.
– Вот мы и пришли, – сказал я. – Копли-мэнор.
Следующие два часа мы собирали спелые яблоки, тщательно пакуя в рюкзаки и узлы, проверяя, что они не побьются, отбраковывая червивые или поклеванные. И за работой, конечно, ели яблоки. Хотя мы уже не наслаждались вкусом – это был способ наполнить брюхо. Сейчас человек ел всегда, когда предоставлялась возможность, – не знаешь, когда придется есть в следующий раз.
Набрав столько яблок, сколько могли унести, мы пустились в обратный путь. Идти было тяжело, у меня начали ныть пятки. Лямки рюкзаков резали плечи, я все время перекладывал тяжелый портплед из руки в руку.
– Сегодня мы до Фаунтен-Мур не доберемся, – сказал я, тяжело дыша. – Придется заночевать там же, где в прошлый раз.
– И где это? – Кэролайн тоже дышала тяжело. – В местном “Хилтоне”?
– Увы! – я сочувственно улыбнулся. – В сарае. Дин добавил:
– Есть и хорошая новость: он за соседним полем. Так что скоро отдохнем.
Кэролайн посмотрела на часы:
– Еще рано. Ты уверен, что мы сегодня не дойдем?
– Вспомни, идти придется вверх.
– А рюкзаки будто кирпичами набиты, – заметил Дин.
В сарае, сделанном из гофрированного железа, было сухо. У нас были с собой спальники и пенополиуретановые коврики, так что некоторый комфорт имелся.
– Господи, как приятно скинуть рюкзак, – сказал Дин, снимая с плеч лямки. – Дай-ка мне бутылки, пойду воды наберу. Таблетки у тебя?
– Ага. – Я вынул пластинку таблеток из заднего кармана. – Может, сначала отдохнешь? До источника далеко.
Он покачал головой:
– Если сяду, то не встану.
Я дал ему обеззараживающие таблетки. На пустоши, где вода была свежее и чище, чем в любом городском кране, они нам не были нужны, но здесь воде доверять было нельзя. В лучшем случае тебя прохватит понос, в худшем – тиф, холера, болезнь Вайля от крысиной мочи в воде. И потому мы пользовались таблетками йода для обеззараживания. От них вода становилась красноватой, будто разведенная кровь. И вкус тоже был мерзкий – как зубной эликсир.
Кэролайн посмотрела вслед Дину.
– Симпатичный оболтус, – сказала она со своей лукавой усмешкой.
– Ладно, не заставляй меня ревновать, – усмехнулся я, выставляя вдоль стены рюкзаки с драгоценными яблоками.
– Рик, сколько времени его не будет?
– Не меньше часа. Слушай, ты ничего такого не думаешь, правда?