Царь мира

— Я покину его тело, оно будет мертвым. Но породил его вот этот гад. — Эдик показал на Самарина-старшего, старуха закивала, благоговейно внимая его словам. — И вот что я скажу. Он будет жить, он должен жить, но до тех пор, пока жива твоя дочь. Как только, если только она умрет, ты вольна распоряжаться его жизнью. Можешь убить его, я тебе разрешаю. И вот как это будет. Не санитарки за ним будут ухаживать, а ты. Но он должен жить. Раз в день ты будешь приносить ему пищу. Никого, кроме тебя, молния к нему не подпустит. Но если ты убьешь его, молния убьет тебя и твою дочь. Он должен жить, пока она живет. Ты поняла меня?

— Да, ваше величество, — сказала старуха.

Сергунин прикрыл глаза. Открыл. Кошмар не кончился. Все оставалось как прежде.

— Ну так вот, все слышали мой указ. Прикажите, чтобы все его исполняли, — обратился Эдик к Корниенко.

Тот сказал врачу, изумленно хлопавшему глазами:

— Отведите раненого в палату люкс, окажите первую помощь. Потом сделаем операцию. Надо извлечь пулю… — сказал он Эдику почти извиняющимся тоном.

Тот кивнул:

— Да-да, конечно. А сейчас помогите мне, я должен вернуться в свое тело.

Вновь зайдя в реанимационную, Эдик подошел к столу, долго смотрел на покалеченное безжизненное тело, потом сказал, обращаясь к Корниенко:

— Я сейчас перейду в него. Пока не знаю, как это будет выглядеть и смогу ли я его оживить. На всякий случай надо это тело тоже… как-то поддерживать… чтобы я мог вернуться… вот.

Врачи стояли молча, плохо понимая, что он собирается делать и что должны делать они. Корниенко продолжал держаться позади, ближе к выходу, и сначала услышал, как охнула одна медсестра. Потом у Эдика-Самарина вдруг подломились ноги и он начал оседать на пол. Корниенко шагнул к нему, пытаясь удержать, но тело было слишком тяжелым, он только замедлил падение.

— Помогите, — возмущенно сказал он.

Но никто не двигался. Подняв голову, главврач увидел то, что заставило весь персонал замереть на месте. Что-то вроде светящегося манекена стояло около операционного стола. И вдруг все исчезло — видение продолжалось секунды две, не больше. Эфэл, о котором все как-то забыли, опустился к телу и завис над его головой, принимая форму кольца.

— О Господи, — вдруг сказала впечатлительная медсестра. Тело Эдуарда Власова двигалось. Он шевелил пальцами рук, потом подтянул одну ногу, и тут же у него вырвался стон. Губы его зашевелились.

— У… ё… — произнес Власов, и Корниенко понял, что он хотел выругаться от боли. И тут же сам пришел в себя и вспомнил, что он главврач.

— Продолжайте наблюдение за параметрами больного. Он же после тяжелой операции, — сказал он властным тоном, к которому прибегал крайне редко.

Ассистенты и медсестры, получив установку, приступили к привычной работе. Через полчаса Корниенко убедился, что Власов находится в довольно тяжелом послеоперационном состоянии, но жизни его ничто серьезно не угрожает. Органы восстанавливали свою деятельность, сердце и печень уже функционировали нормально. Корниенко подумал было об энцефалограмме, но, взглянув на эфэла, решил, что лучше повременить — неизвестно, как эта штука или существо воспримет попытку установить датчики.

Тело Самарина Корниенко распорядился перенести в свободную палату, в тот же люкс, который должен был занять и Самарин-старший. Отправлять его в морг Корниенко не хотелось, и он решил подождать, пока не получит на этот счет какие-либо распоряжения. В конце концов, это был преступник или пострадавший, а значит, возможна экспертиза, вскрытие и прочее. Но несколько часов он потерпит, подумал Корниенко. Он поделился с Сергуниным своими соображениями, тот кивнул и поставил у дверей палаты, где лежал труп Самарина, одного из своих ребят. Сам подполковник пока тоже плохо себе представлял, что делать дальше. Он понимал, что расследовать нападение сейчас нет возможности. Прибегать к помощи местных органов внутренних дел ему не хотелось — не исключено, что это их рук дело. Одно было ясно — в устранении Власова заинтересованы какие-то силы, и, судя по наглости и открытости их действий, они рассчитывают на безнаказанность. На самом деле он несколько ошибался, оценивая их действия. В этом нападении было больше отчаяния и бешенства.

И все же самым фантастическим во всей этой трагедии оставалось то преображение, которое неожиданно для себя испытал Сергунин. Из серьезного порядочного семьянина и ревностного, умного, неподкупного служаки, каких уже почти и не осталось в МВД, он стал человеком, готовым служить только Царице и, если понадобится, отдать за нее жизнь.

* * *

Помощнику шейха Аль-Махди Уильяму Беллу не пришлось, выполняя поручение своего хозяина, мчаться на Ближний Восток, налаживать связи с профессиональными террористами, договариваться о конспиративных встречах и тому подобное. Во-первых, Лондон давно уже был облюбован бойцами ислама, во-вторых, на Белла работали деньги шейха — на них он мог нанять кого угодно, лишь бы цепочка посредников не могла вывести на хозяина.