Царь мира

— Знаю и верю вам, Марк Абрамович, — поспешно сказал Сергей, — мы его спрячем пока вблизи того же места. Потом, соберемся и обсудим, как с ним поступить. И с вами обязательно посоветуемся. Так я его забираю?…

Гершензон развел руками. Сергей обернул зеркало в тот же кусок ткани, в котором его принесли из театра, и, попрощавшись, вышел. Спустя пару минут старик прошел к выходу и напомнил Кузьмичу, что договоренность о визите Алиева остается в силе.

— Все сделаем, как договорились, — ответил тот. Оставшиеся до прихода ночного гостя минуты Гершензон просидел в том же старом кресле.

Человек, пришедший к нему среди ночи, был крупным смуглым мужчиной с могучими волосатыми руками. Вошел он не сразу: распахнул дверь, оглядел лабораторию, потом поздоровался с Гершензоном, постоял еще несколько секунд — интонации в голосе старого эксперта чем-то его насторожили, — потом прошел в комнату и, повинуясь жесту старика, сел у противоположного края стола.

— Мы уже говорили с вами, — медленно начал гость, — все остается в силе?

Последние слова прозвучали даже скорее как утверждение, нежели как вопрос. Гершензон медленно покачал головой.

— Что-нибудь не так? — так же спокойно и медленно, но более угрожающим тоном спросил гость.

— Все не так, — сказал эксперт.

— Как это понимать?

— По вашей версии, ваш брат возвращался с вечеринки немного навеселе. Водил он отлично и потому рискнул сесть за руль, хотя и выпил. Незнакомец выбежал внезапно из-за кустов, споткнулся, упал, и даже днем и будучи трезвым водитель не успел бы затормозить. Убедившись, что пострадавший мертв, ваш брат остановил проезжавшую мимо машину и попросил сообщить о случившемся на пост ГАИ. Он не пытался отвезти сбитого человека в больницу, поскольку тот уже был мертв. Так?

— Да, именно так.

— На самом деле все было не так. Никто не выскакивал из-за кустов. Этого человека, пострадавшего, вы привезли с собой. На его одежде я обнаружил ворсинки, идентичные ниткам на коврике сиденья машины Сулейманова. Но и это еще не все. Его привезли уже мертвым. Он погиб не от наезда машины. У него была сломана шея. Ваш брат тоже служил десантником, правда же? Там, наверно, учат таким приемам. Этого человека убили, потом привезли, положили на дорогу и переехали машиной. Вот так. Все это можно доказать. Ну а поскольку я человек осторожный, результаты экспертизы изложены в двух экземплярах, один из которых здесь, а второй в надежном месте. Это на случай, если вам захочется и со мной повторить что-то в этом же роде.

— Ну, зачем же так, Марк Абрамович? Два умных человека всегда договорятся между собой. Мы с вами решили не показывать, что мой брат был нетрезвым. Я недооценил ваши способности. Не буду спорить о ваших выводах. Вы ученый, вам виднее. Мне нужно спасти брата. Давайте спросим, что изменилось после того, как вы обнаружили следы и выдвинули новую версию происшедшего. Я полагаю, что изменилась цена.

Последнюю фразу ночной гость произнес полувопросительным тоном и замолчал, ожидая реакции Гершензона. Его беспокоило то, что старик, казалось, думал совсем о другом. Но спустя несколько секунд до него дошел смысл высказываний собеседника, и он перевел на него взгляд. И этот взгляд был новым, необычным для старика еврея.

— Цена изменилась, это верно. Если бы я согласился выручить вашего брата, я бы стал соучастником тяжкого преступления, убийства. Кроме цены за мою лживую экспертизу, есть цена человеческой жизни. Во сколько вы оцениваете жизнь человека, которого убил ваш брат?

— В половину гроша, — твердо и незамедлительно ответил его гость. — Большего он не стоит, поверьте мне. Это был очень мерзкий человек. Он заслужил свою смерть. Поэтому будем говорить о цене вашей экспертизы. Я понимаю, что теперь все будет сделать сложнее, но вы профессионал, вы справитесь. Какую цену вы просите?

— Я мог бы вам перечислить все, чего я недополучил в этой жизни: высококлассную лабораторию, возможность общения с коллегами, поездки за границу, признание, награды, любовь ближних, уважение, богатство. Но все это не имеет значения, хотя имеет цену. Все гораздо проще. Раньше я делал ошибки, шел на компромиссы, но это было раньше. Теперь вопрос стоит иначе. Речь идет о моем профессиональном достоинстве. Оно теперь не продается. Я так решил.

* * *