Царь мышей

— Берите, берите, — совала ему Чаликова кинжал. — Передайте вашей сообщнице, мне чужого не надо!..

— Что это?.. — пролепетал «человек науки», хотя сразу узнал предмет, которым Анна Сергеевна не далее как вчера грозилась прирезать самого Каширского.

— То, чем госпожа Глухарева заколола вашего приятеля Херклаффа, — отчеканила Надя. — Или вы скажете, что впервые об этом слышите?

— Но я действительно впервые об этом слышу! — совершенно искренне изумился господин Каширский. — Хотя… да-да!

Каширский резко замолк, закатил глаза и даже приподнял руку, будто антенну для уловления астрально-ментальных волн:

— Да-да, кажется, я понял, в чем дело! И вижу все обстоятельства, словно сквозь иные измерения…

— О чем вы? — удивилась Надя.

— Покойный Эдуард Фридрихович «заказал» нам с Анной Сергеевной, извините, вас, — пояснил Каширский. И для пущей наукообразности уточнил: — На предмет практического каннибализма. Не подумайте ничего плохого, госпожа Чаликова, я с самого начала был против этой нелепой затеи, но Анна Сергеевна прельстилась теми двадцатью золотыми, что обещал Херклафф. И вот, как я понимаю, Анна Сергеевна назвала ему место, где он встретит вас, а вместо этого пришла сама и его, гм, так сказать… — замялся ученый, искоса поглядывая на кинжал. — Не пойму только, зачем ей это понадобилось.

Поняв, что распрощаться с кинжалом вряд ли удастся, Надя хотела распрощаться с «человеком науки». Однако Каширский вдруг заговорил очень быстро, будто пытаясь в чем-то переубедить свою собеседницу:

— Да, вы можете мне не верить. Не стану оправдывать себя, ибо оправдания мне нет и быть не может. Да, я преступник, на моей совести немало злодеяний и загубленных жизней, но я всегда стремился избежать лишних жертв, если это было хоть сколько-то возможно. Я и Анну Сергеевну всегда старался удержать от бессмысленного кровопролития…

Это действительно было так — и Надя могла в том убедиться вчера, или, вернее, вчера двадцать лет назад: утром в Вермутском парке, а затем в лесу, после третьего неудачного покушения.

Поняв, что, кроме общих слов, она уже вряд ли чего-либо от господина Каширского дождется, Надежда хотела было расстаться с ним окончательно, но какая-то неведомая сила удерживала ее и заставляла слушать дальше.

— Вот этот вот кинжал, который вы держите — кажется, вроде бы просто кусок стали, а сколько человеческих душ им погублено! И кто знает, кому он служил до того, как попал к Анне Сергеевне? И вы просите меня вернуть ей это орудие!

Каширский на миг замолк, не то затем, чтобы перевести дыхание, не то ожидая возражений. Но Надя молчала, и Каширский заговорил вновь:

— В ваших силах, госпожа Чаликова, разомкнуть этот зловещий порочный круг. Только одна вы способны обернуть силы зла на служение добру. Я бы и сам присоединился к вам, но тяжесть совершенных мною злодеяний не дает мне обратиться в сторону света. Мое положение очень трудное — я вынужден противостоять тьме, будучи частью этой тьмы, и это сковывает меня по рукам и ногам. А вы, Надежда — вы совсем другое дело…

Надя слушала быстрый говор Каширского, пытаясь уловить смысл его речи, но это было чем дальше, тем труднее, хотя вроде бы говорил он простые и разумные вещи, и к тому же почти без обычных своих псевдонаучных «наворотов». Надежда понимала одно — Каширский говорит искренне и оттого так путано.

И когда Каширский, словно бы выговорив все, что накопилось на душе, стремительно и не оглядываясь пошел прочь, Надя ощутила чувство огромного облегчения. Некоторое время она стояла посреди улицы, бездумно сжимая кинжал, но потом, опомнившись, спрятала его в сумку и медленным шагом двинулась вперед.

* * *

Когда Василий переступил порог Храма Ампилия Блаженного, огромного собора, построенного еще при царе Степане, он увидел множество людей, среди которых было немало священнослужителей и Государевых сановников. Чуть поодаль толпился простой народ. Подойти поближе к отпеваемому из-за многолюдства не было никакой возможности, и Дубов мог только увидеть, что гроб был закрыт — наверняка из-за следов нечеловеческих пыток, которым злодеи подвергли отца Александра.

Заметив среди мирян пожилого человека в рясе, Дубов незаметно подошел к нему:

— Извините, батюшка, что тревожу вас в столь скорбный час. Нет ли здесь отца Иоиля? Ну, того, кто был священником на Сороках до отца Александра.

Дубов и сам толком не знал, зачем ему понадобился отец Иоиль. Но надо же было с чего-то начинать расследование?

— Отец Иоиль — это я, — дотронувшись до седой бородки, с легким поклоном ответил священник. — Чем могу служить?

— Видите ли, отец Иоиль, я был другом покойного Александра Ива… отца Александра, — тихо заговорил Дубов. — И теперь…

— Понимаю, — кивнул отец Иоиль и незаметно отвел Василия в сторонку, за мощную колонну, поддерживающую высокий свод храма. — Здесь мы не будем никому мешать. Уважаемый… Простите, как ваше имя-отчество?

— Савватей Пахомоыч, — чуть замявшись, ответил Дубов. Именно таким именем-отчеством он пользовался в прошлом году в Новой Мангазее.