Царь нигилистов 2

— Я рад, что все налаживается, — сказал папа́.

— С русским хуже, чем с математикой, — признался Саша. — Яков Карлович наставил мне двоек.

— Саша, «ять» — это не так трудно, — заметил царь. — Там, где в русском «ять», в польском обычно «ia» или «a».

— То есть, чтобы правильно писать по-русски, надо выучить польский? — поинтересовался Саша.

— Между прочим, не лишне, — сказал папа́. — По крайней мере, Никсе.

— А также финский, эстонский, литовский, латышский, грузинский, армянский, чеченский… Какие там у нас еще наречия?

— Это точно не нужно для правописания «ять», — усмехнулся царь.

— «Ять» не нужна, как и «ер», — сказал Саша. — Это лишний перевод бумаги и чернил. Это лишняя трата времени на заучивание бесконечных правил и корней. И вместо «и с точкой» можно везде писать просто «и».

— Еще есть «ижица», — заметил Никса.

— «Ижицу» я вообще ни разу не видел, — сказал Саша. — Это значит, что толка от нее еще меньше, чем от твердого знака на концах всех слов.

— «Ижицу» пишут в некоторых словах, — сказал царь. — Например, миро, синод, ипостась.

— Значит, везде заменяем на «и», — резюмировал Саша. — То есть моя реформа русской орографии состоит из четырех пунктов. Первое: вместо «ять» везде писать «е». Второе: «еры» на концах слов не писать вовсе. Третье: вместо «и десятеричного» везде писать «и восьмеричное». Четвертое: вместо «ижицы» везде писать «и».

— Все? — спросил папа́.

— По орфографии — да, — кивнул Саша.

— Саша, ты представляешь, каких затрат это потребует? Все учебники переписать, все книги перепечатать, всех учителей переучить, все документы перевести на новую орфографию. А для этого переучить всех чиновников.

— Это ничего не потребует, — возразил Саша. — Никаких дополнительных знаний и умений. Четыре пункта запомнить может каждый идиот. Никакие старые книги не нужно перепечатывать, они понятны. И никакие документы переписывать. Просто для начала разрешить писать в новой орфографии по желанию. И перевести обучение на новую орфографию. И новые книги печатать по-новому. Лет за двадцать перейдем. У нас не пожар.

— Вот это верно! — заметил царь. — Не главная задача. Сейчас на это нет времени.

— Я понимаю, — кивнул Саша. — Конечно, освобождение крестьян важнее. Но у Петра Великого как-то и на гражданский шрифт время находилось.

— Ладно, — сказал папа́, — давай договоримся так: ты пишешь мне записку про твою орфографическую реформу, и когда ты получаешь у Грота первую пятерку за диктант на «ять», я отдаю твою записку на отзывы в Министерство народного просвещения и Академию наук.

— О, Боже! — воскликнул Саша. — Опять эта бюрократия! Нужна же только политическая воля. Не думаю, что Петр Первый кому-то свои проекты на отзыв отдавал.

— Отдавал, — возразил царь. — Он был достаточно умным человеком для того, чтобы не считать себя знатоком всех наук.

— Хорошо, — вздохнул Саша. — Договорились.

— Это все проекты на сегодня? — поинтересовался царь.

— Нет, конечно! — сказал Саша.

— У него еще по физике три, — усмехнулся Никса.

— Никса, я всегда знал, что ты — гений, — польстил Саша.

— Физика? — удивился папа́.

— Не совсем, — возразил Саша. — Нам надо перейти на метрическую систему мер и весов.

— Заимствовать у французов?

— Да! Килограмм, метр, секунда. И их производные.

— Это потребует еще больших затрат, — предположил царь.

— Зато стократ окупится. Вместо нашего бардака с пудами, фунтами, золотниками, саженями и аршинами. Эти две архаичные системы: орфография с «ять» и отечественная система мер тормозят развитие страны не меньше крепостного права.

— Преувеличиваешь, — сказал папа́.

— Ненамного. Так мне писать записку?

— Пиши. Рассмотрю. После пятерки по физике.

— Договорились, — кивнул Саша.

— Все? — спросил папа́.

— Нет, — сказал Саша.

— Еще один глобальный проект?

Глава 24

— Нет, — успокоил Саша, — не такой глобальный, всего лишь замечание к нашей программе.

Никса посмотрел с любопытством. Володя насторожился.

— Я считаю, что нам надо вернуть русскую историю, — сказал Саша. — Не чужая ведь нам страна.

Никса усмехнулся. Володька тяжко вздохнул.

— У вас и так много занятий, — заметила мама́.

— Можно только мне, у меня нет всеобщей истории и географии России на немецком. Первое я еще могу понять. Немецкую географию я бы тоже понял. Совершенно необходимый для нас предмет: надо же Вюртемберг от Гессена отличать. С другой стороны, зачем, если нет русской истории?

— Август Федорович не считает русскую историю достойной изучения, — заметила мама́, урожденная Гессенская принцесса.

— А он ее знает? — поинтересовался Саша.

— Итак, Саша, ты считаешь, что вам надо вернуть русскую историю и географию России читать по-русски? — спросил царь.

— Да, папа́, все верно. География России по-немецки — это полный абсурд. Ведь все названия русские.

— Вам надо совершенствоваться в немецком, — сказала мама́.

— Я посоветуюсь с Зиновьевым, — пообещал папа́.

И перевел разговор на другую тему.

— В понедельник мы переезжаем в Царское село, — сказал он. — В Петергофе уже холодно. Мы и так на месяц задержались.