Царь нигилистов 4 (СИ)

Не знаю, какова в этом была роль крестьянина-маркитанта, однако двух сестер Фатьму и Сальху подарил моему деду майор Муфель, участвовавший в штурме Бендер. Младшей Фатьме было 11 лет, и через год она умерла, а старшая шестнадцатилетняя Сальха выжила и после крещения стала именоваться Елизаветой Дементьевной Турчаниновой, поскольку восприемниками были жена деда Мария Григорьевна Бунина и православный иностранец Дементий Голембевский.

Отец мне рассказывал, что сестры были не обычными горожанками, а пленницами, захваченными вместе с сералем местного паши. Но больше ничего об их турецкой жизни не известно.

Для Сальхи в имении Буниных построили отдельный домик, и она стала сначала няней младших детей деда, а потом домоправительницей и ключницей. А потом дед переехал к ней в домик.

Бабушка не ведала в том греха, поскольку была убеждена, что мужчина имеет право иметь нескольких жен, как это положено в исламе.

Сначала у них роились три дочери, но все умерли во младенчестве, а потом сын Василий. Дед не признал его своим, и отец был записан незаконнорожденным. Однако вскоре его крестил и усыновил друг деда — киевский помещик Андрей Григорьевич Жуковский, а крестной стала дочь Буниных Варвара.

У деда был старший сын Иван, который учился в Лейпцигском университете. Говорят, он был влюблён в девицу Лутовинову, на которой собирался жениться по возвращении в Россию, но дед прочил ему в жены дочь графа Григория Орлова и объявил свою волю. Но сбыться этому не было суждено. Вскоре Иван умер от простуды. Хотя ходили слухи, что руки на себя наложил.

И Мария Григорьевна воспитала сына Сальхи, как своего, хотя дед не оставил ни ему, ни его матери никакого наследства'.

«Какой интернационал! — подумал Саша, дочитав письмо. — Турчанка Сальха, киевский помещик Жуковский, русский барин Бунин, его сын — немецкий студент, и сами Бунины — потомки польского рода Буникевских».

Зато есть, за что зацепиться.

Константин Николаевич еще путешествовал по Греции, однако собирался в мае возвращаться через Константинополь. Что было очень кстати.

Вроде бы турецкий султан должен знать французский… В крайнем случае, переведут.

И как правильно обращаться к Повелителю правоверных?

Не мудрствуя лукаво, Саша спросил в очередном письме у дяди Кости, который должен был изучить вопрос.

«„Ваше Величество“, полагаю, — ответил Константин Николаевич, — А что у тебя за дело к султану?»

И Саша сел сочинять письмо.

«Sire!» — начал он.

И продолжил пока по-русски. Ибо черновик.

'Я встретил удивительную девушку. Ей шестнадцать лет, и она служит фрейлиной у моей матушки. У неё белокурые волосы, лучистые серые глаза и тонкий стан. Она свободно говорит и пишет на трех языках: русском, немецком и французском. Она цитирует наизусть старинные немецкие баллады и средневековые итальянские поэмы.

Она знает, кто такой Алишер Навои!

Она дочь нашего знаменитого поэта Василия Жуковского: Александра Васильевна Жуковская.

К сожалению, в России до сих пор много значат не личные достоинства человека, а его происхождение. И поэты не равны царям.

Эта девушка — внучка пленной турчанки Сальхи, захваченной русской армией при штурме крепости Бендеры в 1770-м году.

Но я смотрю на нее и думаю, что такая девушка просто не может не быть принцессой!

Sir! Я прошу вашей помощи!

Не осталось ли в архивах Османской империи каких-либо документов о Сальхе?

Известно, что она была захвачена в плен вместе со своей сестрой Фатьмой. Сальхе было 16, а Фатьме — 11. К сожалению, Фатьма вскоре умерла, зато Сальха дала жизнь нашему знаменитому поэту и воспитателю моего отца.

Есть семейная легенда, что обе пленницы были из сераля бендерского паши.

Можно ли это проверить?

Ваш великий князь Александр Александрович'.

Саша перечитал, вздохнул и сел на французский перевод. Не то, чтобы совсем не получилось. Черновик был готов, но лучше бы его кому-нибудь показать, прежде, чем отправить.

Поймать Никсу без Рихтера оказалось задачей не совсем тривиальной, но, наконец, это удалось.

Собственно, дело было во время одной велопрогулки, когда Рихтер отстал, жалея свою пугливую лошадь.

Они спешились возле одного из китайских мостов.

— Никса, слушай, можешь найти для меня пару часов наедине? Без Рихтера?

— Говори, — пожал плечами брат.

— Мне нужно помочь перевести одно письмо на французский, так что хорошо бы иметь под рукой стол, стул и письменные принадлежности.

— А Жуковская? Она не знает французский?

— О ней и речь.

— Да? Ладно.

Неизвестно куда делся Никсов друг-гувернер, однако вечером они оказались в комнатах цесаревича без лишних свидетелей.

Горели масляные карсельские светильники на столе, у зеркала на камине и в люстре под потолком, цветочный аромат разносился по комнате, плыли куда-то лошади и собака на картине в овальной раме, клубилось небо над скалами на горных пейзажах, тикали настенные часы. А за окном тонкие ветви деревьев расчертили послезакатное зеленоватое небо.

Они сели на синий кожаный диван за стол с синей лампой.

Саша достал из кармана и протянул Никсе свой черновик.

— Однако, — проговорил брат. — Действительно настолько серьезно?