— Это прогресс не остановит, — сказал Саша. — А велосипеды? Пять штук: у меня, у Никсы, у Володи, и у дяди Кости с Николой. Да, родственники мои довольны. Но я не это задумывал. Не развлечение для аристократов, а дешевый транспорт для студентов и рабочих, для почтальонов и мелких торговцев, для гимназистов и посыльных. Были бы велосипеды — ни о каких линейках даже вопрос бы не стоял!
— Ваше Императорское Высочество, могу я говорить откровенно? — спросил Солдатенков.
— Вы не можете говорить никак иначе, — ответил Саша.
— Понимаете: есть товар «черный хлеб», а есть товар «чугунная шляпа». Черный хлеб нужен всем и всегда, а чугунная шляпа…
— Понимаю, — сказал Саша. — То есть вы считаете, что я выдумываю «чугунные шляпы»?
— Я вас не обидел?
— Ни в коей мере. Обижаться вам придется на себя. Это не «чугунные шляпы», Козьма Терентьевич. Это железные пароходы в эпоху деревянных парусников. Чем не «чугунная шляпа»? Железный же — значит плавать не сможет. Потонет. Да и с места не сдвинется, парусов же нет.
— Железные корабли? — повторил Солдатенков. — Да, я читал, что у великобританцев такие есть.
— Скоро деревянных не останется, — пообещал Саша. — Разве что для развлечения аристократов.
— Я обдумаю, — сказал Солдатенков.
Саша протянул ему руку.
— Удачи! Надеюсь сработаемся.
Дальше тратить время на Козьму Терентьевича было бы просто неприлично, ибо представляться стояла длинная очередь, а солнце клонилось к закату.
— Ефим Фёдорович, — обратился Саша к Гучкову. — Давайте так. В первую очередь представьте мне тех, у кого есть конкретные предложения по бизнесу.
Англицизм «бизнес» здесь, кажется, уже выучили, так что городской голова коротко кивнул.
— Разрешите представить потомственного почетного гражданина Иосифа Константиновича Крестовникова, — провозгласил Гучков.
Крестовников был чуть не самым молодым из присутствующих, если, конечно, не считать Анатолия Мамонтова. Но последний студент, а не хозяин дела.
Крестовников имел высокий лоб, прямой нос, усы и бакенбарды, переходящие в раздвоенную бороду, похожую на вымпел «ласточкин хвост». Сия обширная растительность несколько старила хозяина, но всё равно ему трудно было дать больше двадцати пяти. Подбородок при этом Иосиф Константинович выбривал по европейской моде.
— Очень приятно, — сказал Саша. — Какой у вас бизнес, Иосиф Константинович?
— Товарищество на вере «Братья Крестовниковы», — сказал молодой человек. — Бумаго-прядильная фабрика в селе Поляна Московского уезда и стеариново-мыловаренный завод в Казани.
— О! — сказал Саша. — Мыловаренный завод — это прямо очень интересно.
— Да, — кивнул Крестовников. — Мы готовы заняться шампунем.
— Здорово, что сразу к делу, — сказал Саша, — но за восемь процентов не отдам, — У меня есть бизнес-партнер, с которым придется делиться. Хотя бы по семь на брата.
— Семь много, — возразил Иосиф Константинович.
— Это не только идея, — не согласился Саша. — Это готовый продукт. С нас рецепт и привилегия. Это практически франшиза.
— Что? — переспросил Крестовников. — Льгота?
— Это вид договора, — объяснил Саша, — при котором передаётся что-то, необходимое для дела: методы ведения бизнеса, организация бизнес-процессов, бренд, технология. Мы передаём технологию и бренд.
— Бренд?
— Попросту говоря, название: шампунь «Княжеский».
— Я бы сменил на «Le prince» или даже «La princesse», — предложил Крестовников. — Больше похоже на французский.
— Не факт, — возразил Саша. — «Княжеский» уже известен при дворе. Хотя попробовать стоит. Можно продавать одно и то же под двумя названиями и посмотреть, что лучше пойдёт.
— Разумно, — согласился Иосиф Константинович.
— Так как насчет двенадцати процентов?
— Десять, — сказал Крестовников.
— Московские купцы — настоящие бандиты, — вздохнул Саша.
И подал руку.
— Договорились!
Честно говоря, там в будущем он слышал от кого-то из своих подзащитных предпринимателей, что 10% роялти за франшизу — это прямо очень много. Кто тут бандит?
С другой стороны, у него же имя и связи. При азиатском способе производства последнее — лучший капитал.
Следующим в очереди был щуплый человек с крупным носом, тонкими губами и обширной лысиной, обрамленной седеющими волосами. И усы, и бороду он брил, и это придавало лицу что-то жабье. Глаза выражали сложную смесь ума, хитрости, жесткости и подобострастия. Человеку было явно за пятьдесят.
— Потомственный почетный гражданин, коммерции советник, купец первой гильдии Иван Федорович Мамонтов! — представил Гучков.
Саша перевел взгляд на его сына Анатолия. Как у этой жабы мог родиться такой красавец? Впрочем, сходство было. Просто у сына вот это всё каким-то образом преобразилось в шарм и аристократизм. И нос тоньше, и рот уже, и взгляд другой: не хитреца, а свободного образованного человека. Отец — ещё вор, а сын — уже фор. Это, если вспомнить Буджолд.
— Очень приятно, — кивнул Саша. — Мне говорили, что у вас винный откуп, Иван Федорович?