Царь нигилистов – 4

— Вот вы их и проинспектируете, — предложил Саша. — Заодно отдохнете от меня душой.

— Как можно! — воскликнул гувернер. — Мой долг…

— Думаю, мы стесним Аркадия Алексеевича, если завалимся к нему всей компанией, — заметил Саша.

— Нисколько, — сказал Альфонский, — найдем комнату и для Его Превосходительства.

Саша вздохнул.

— Нам надо будет поговорить, — тихо сказал Гогель.

И тут прозвонил брегет.

Саша поднял руку.

— Господа! Уходим, как обещали, дабы не раздражать доблестную городскую стражу. Если буду нужен, я в ректорском доме. А пока к Николаю Васильевичу. Дело прежде всего. Аркадий Алексеевич, составите мне компанию? Думаю, будет интересно.

Ректор кивнул.

Саша вывел толпу из вокзала на улицу и сел в экипаж вместе с Гогелем, Альфонским и Склифосовским.

Студенты еще пару раз прокричали «ура!» вслед.

Саша не узнавал родного города: деревянные дома в один-два этажа, дворы с тропинками и травой, огороды с грядками.

Только иногда полузнакомый силуэт церкви.

Большая деревня!

Ближе к центру появились особняки за каменными и коваными заборами, и магазины с вывесками. Из садов доносился запах сирени и последних отцветающих яблонь.

На Тверском бульваре солнце светило сквозь листву лип, отбрасывая на дорогу кружево теней, и прогуливалась хорошо одетая публика. Они свернули направо, в Богословский переулок.

Миновали белую церковь века семнадцатого с розовой классической колокольней. Справа вырос двухэтажный деревянный дом. Экипаж остановился, и они спустились на землю.

Склифосовский повёл на второй этаж.

Открыл дверь в лабораторию.

Саша сразу обратил внимание на клетку с морскими свинками и термостат у стены.

Гогелю и Альфонскому хозяин предложил сесть, а Саша подошел к прибору.

Он представлял собой небольшой металлический шкаф на ножках. Под шкафом располагалась газовая горелка, сверху торчали термометры, а с боков защищал войлок. Термометры показывали 37 градусов. Ну, да, температура человеческого тела.

— Здесь двойное дно и стенки, — объяснил Николай Васильевич, — а в зазоре — вода, которую нагревает пламя.

И он открыл дверцу.

В коробках на двух полках стояла дюжина пробирок.

— Вот эти, Ваше Высочество, — сказал Николай Васильевич и вынул две штуки.

В пробирках были хорошо видны морщинистые шарики желтоватого цвета.

— Мясной бульон с желатином, яичным желтком, и картофельной мукой, — сказал Склифосовский. — Мы их не сразу заставили расти. Любят влагу и темноту.

— Вы их видели в микроскоп?

— Конечно, — кивнул Склифосовский. — С ними сложно, но мы научились их окрашивать: сначала синим, потом коричневым.

Микроскоп, тот самый, который Саша подарил Николаю Васильевичу в прошлом году, стоял рядом на столе.

— Старый знакомый, — улыбнулся Саша.

— Спасибо вам! — сказал Склифосовский.

— Это вам спасибо, а я просто не ошибся.

Препарат был готов, и Саша посмотрел в окуляр.

Синеватые палочки были едва видны и скорее напоминали штрихи от шариковой ручки, но разглядеть можно.

— Аркадий Алексеевич, посмотрите! — предложил Саша.

Ректор прильнул к микроскопу.

— Это бактерия туберкулеза? — спросил он.

— Да, — сказал Саша. — Хорошо, что вы не говорите, что это наследственное заболевание и не поминаете миазмы.

— А свинкам это вводили? — спросил Альфонский.

— Да, — кивнул Склифосовский, — конечно. Две уже издохли. Типичная картина бугорчатки. Иначе я не стал бы вызывать великого князя сюда.

— Как-то всё буднично, — заметил Саша. — Здесь должны греметь фанфары и петь хор. Аркадий Алексеевич, вы понимаете при чем мы присутствуем?

— Видимо, не совсем, — осторожно ответил ректор.

Саша обнял старого профессора.

— Кто доказал, что Земля круглая?

— Аристотель, — сказал ректор. — Точнее шарообразная.

Саша усмехнулся.

— Представьте себе лунное затмение, рядом с нами стоит Аристотель, показывает тень Земли на Луне и говорит: «Друзья мои, а Земля-то круглая». Вот при чем мы присутствуем!

— Это сделали вы, — улыбнулся Склифосовский.

— Да, ладно! — сказал Саша. — Пифагор предположил, что Земля — шар, гораздо раньше Аристотеля и был осмеян.

— Мне тоже досталось, — заметил Николай Васильевич.

Саша обнял бывшего учителя.

— Простите, что я вас во все это втравил! Что вы думаете относительно тайного советника?

— Для меня? — не поверил Склифосовский. — Но это же генеральский чин!

— Понимаю, — вздохнул Саша, — не выбью канцлера. Если уж Аркадий Алексеевич не вполне сознает, что произошло, что мы от папа́ хотим? Он совсем ничего не смыслит в медицине.

— Мы в «Ланцет» пишем? — улыбнулся Склифосовский.

— Мы на Демидовскую подаем, — сказал Саша. — А «Ланцет» к нам сам приползет. Мы пишем во все наши медицинские издания, в «Британский медицинский журнал» (они нас печатали, так что надо почтить вниманием), в Париж и в Вену, чтобы забить приоритет.

— В «Московскую медицинскую газету», — предложил Альфонский.

— Это обязательно, — согласился Саша. — И в «Военно-медицинский журнал». Николай Васильевич, вы их сфотографировали?

— Не получается, — вздохнул Склифосовский, — очень бледно. Только зарисовал.