— В Италии, — машинально ляпнул Саша, — точнее… с учётом того, что Италии нет…
Попытался представить на карте.
— Папская область, — предположил он.
Никола прыснул со смеху.
— Нет? — спросил Саша. — Тогда, может быть, независим?
— Королевство обеих Сицилий, — шепнул Никола.
— Неаполитанским королевством тоже называют, — вступился дядя Костя.
— Ты молодец, Никола, что так много запомнил из вашего с отцом путешествия, — сказал Саша. — Но зато мне не придётся переучиваться.
— Саша, Италия будет объединена? — спросил царь.
— Да, — кивнул Саша. — Как и Германия.
— Когда?
— Не знаю, но думаю, что скоро. Имя Джузеппе Гарибальди уже гремит?
— Гарибальди, — повторил царь, словно пробуя слово на вкус. — Да, я слышал об этом авантюристе ещё лет десять назад. Воевал против австрийцев, потом против Папы, был выслан из Сардинского королевства, но смог сбежать в Североамериканские штаты.
— Я тоже слышал, — сказал дядя Костя. — Он вернулся и теперь служит генералом в армии Сардинского короля. Но это громко сказано: генерал. Набрал добровольцами какую-то шваль. В красных рубахах воюют. Саш, но это не значит: «гремит». Скорее, известно среди сардинцев.
— И известно Саше, — заметил папа.
— Кажется, я видел это имя в «Таймс», — вспомнил Саша.
— Молодец, что читаешь, — похвалил папа.
— Как только загремит, значит, Италия скоро станет единой, — сказал Саша.
— Поглядим, — усмехнулся царь.
— Я запишу, — сказал дядя Костя.
И продолжил:
— Пасху мы встретили в Мессине, потом под парами пошли в Афины.
— На Пасху я красил яйца, — вставил Никола. — А накануне мы ездили на пароход «Херсонес».
— Да, нашего Пароходного Общества, который поднят в Севастополе из воды, — подтвердил дядя Костя.
«Девятый», — посчитал про себя Саша.
— Четырнадцатого апреля с рассветом мы увидели берега Греции, — продолжил дядя Костя. — А около шести утра прошли мыс Анжело и вошли в Архипелаг. С берега прилетел голубь, его словили и показали жене, потом отпустили, и он снова вернулся на берег. А на следующий день уже встали на якорь в Пирее. В 5 часов приехали король и королева под штандартом, гремели салюты, звучали поздравления. Долго болтали в каюте, пока не спустились вместе на берег и нас не повезли во дворец.
— Утром королева показывала сад, — улыбнулась тётя Санни. — Ничего не может сравниться с его красотою, там розы высоко вьются по деревьям и составляют такую сплошную массу, словно вы находитесь в лесу из роз — как в рассказах тысячи и одной ночи.
— Королева Амалия — родственница Санни, — заметил дядя Костя.
— Мы скоро сблизились с Амалиею, — добавила тётя Санни, — как будто были знакомы с детства, так что расставались только, идя в постель. Там никогда не видали, чтоб Королева десять дней оставалась без верховой езды; а теперь она не хотела и слышать о ней, чтобы не потерять ни одной минуты от наших бесед. И мой кузен король Оттон был очень любезен.
— В пятницу мы отправились в Пирей и снялись с якоря, — сказал Константин Николаевич. — Король и королева проводили нас сначала до Пирея, а потом при оглушительном пушечном громе — на наш фрегат.
— Тогда было пять часов, — добавила тётя Санни. — Их пароход следовал за нами. После семи часов мы должны были расстаться. Добрая Амалия была очень растрогана прощаясь с нами. Во вторник мы были в Яффе.
— Мы с утра ждали увидеть берег, — добавил дядя Костя, — но он как заколдованный и показался только в 11 часов.
— Прибой был очень силен, — сказала тётя Санни, — и при таком волнении переход с корабля на катер не легок и даже опасен. Наш катер беспрестанно подымался и опускался, так что я едва улучила минуту спрыгнуть в него. Мы благополучно добрались до берега. Слава Богу, что этот день сошел нам с рук! Мы обедали в восемь часов вечера, но перед тем нас потчевали турецким кофеем, который здесь очень вкусен. Этот кофе был поднесен нам арабом в маленьких турецких чашечках, а моему мужу поднесли вместе с тем трубку с длинным чубуком, и мы расположились на низких диванах, которые по восточному обычаю были устроены вдоль стен.
— Утром мы встали в 4 утра, а в Рамлу отправились только в 7, — продолжил рассказ Константин Николаевич.
— Наш багаж был отправлен на верблюдах и лошаках, — объяснила тётя Санни, — и на это потребовалось некоторое время. Нас сопровождала Русская эскорта, состоявшая из 600 человек с нашей эскадры. Костя и его гребцы, принадлежавшие Гвардейскому экипажу, были моими телохранителями и шли возле меня в числе четырнадцати человек. Сверх того, при нас была турецкая эскорта; все это составляло огромный караван, какого никогда не видано было на этом пути; в нем толпилось 365 лошадей.
И Саша понял, что девять кораблей — это ещё что.
— Я сидела в портшезе, несомом двумя лошаками, — продолжила Александра Иосифовна, — который мне выслал Иерусалимский Паша, и по сторонам шли два араба.
— «Иерусалимский Паша», — повторил Саша. — Яффа под властью Турции?
— Да, — сказал дядя Костя. — Саш, это ненадолго?
— Думаю, что надолго, — проговорил Саша. — Не навсегда, но мы вряд ли доживём.
— А потом? — поинтересовался царь.