— Слава Богу! — сказал Константин Николаевич. — Сколько жизней и миллионов рублей поглощала эта война! Наконец-то! И надеяться было нельзя на такой блистательный результат!
— Я тоже не надеялся, — признался царь. — Но знаешь, Саша предсказал это больше года назад.
— Нашу победу?
— Пленение Шамиля. Он многое предсказал.
— У тебя записаны его пророчества? — спросил Константин Николаевич.
Император покосился на присутствующую Санни.
— Да, записаны, — кивнул он, — но исключительно плохим почерком.
— Письма понять можно, — возразил великий князь.
— Лагузен за последний год несколько улучшил ситуацию, а было совсем ужасно, так что давай я тебе сам расскажу. Как-нибудь потом…
И отвернулся к окну.
Константин Николаевич понял, что продолжать не стоит.
Визит был окончен.
Император с императрицей поехали кататься по Царскому селу, а Константин Николаевич с женой вернулся в Стрельну.
Однако разговор продолжился пятого сентября, когда великий князь приехал в Царское с докладом о моряках, представленных к орденам к совершеннолетию цесаревича.
Царь с малыми исключениями на всё согласился.
— Саша предсказал, что нас ждут четыре революции, — тихо сказал государь, словно разговор этот и не прерывался на три дня.
— Когда? — спросил Константин Николаевич.
— Примерно через полвека.
— Говорят, он ещё предсказал твою смерть?
— Да-а, протянул царь. Он много что предсказал. Например, наше поражение в войне с Японией.
— Это уж совсем бред, — заметил великий князь.
— Я все его предсказания считал бредом, — заметил царь. — И спрятал подальше. И запер на ключ. И попытался выкинуть из головы и забыть навсегда. Хорошо, что не выбросил. Они начинают исполняться.
Ещё в Гапсале Никсу начали готовить к присяге, ибо восьмого сентября ему исполнялось 16 лет, и он становился совершеннолетним. Это была особая привилегия цесаревича. Совершеннолетие Саши, как и других великих князей, по закону наступало в 20 лет.
С одной стороны, было завидно, ибо Никсу сразу включали в Государственный Совет, по крайней мере, он имел право присутствовать на заседаниях, а с другой, ещё шесть лет можно фрондёрствовать, самовольничать и резать правду-матку без радикальных последствий.
Сначала с Николаем беседовал протопресвитер Бажанов, разъясняя духовный смысл присяги, а потом автор книги о декабристах барон Корф, чтобы объяснить значение присяги государственное и гражданское.
За пару дней до события братья устроили репетицию в кабинете Никсы.
— И что говорит Бажанов? — поинтересовался Саша.
— Что мне предстоит управлять в будущем целым народом, а для этого надо сначала научиться управлять самим собой, покоряя свои желания Господу, — заученно ответил Никса. — И нужно изучить народные нужды и понять его чаяния и отыскивать средства для удовлетворения их. Что от меня будут ожидать правосудия миллионы людей, и надо судить по справедливости и милосердно, но так, чтобы не умалить уважения к законам и не повредить всеобщему благу. И что для этого нужна огромная мудрость.
— Всё очень просто, Никса, — сказал Саша. — Милосердие выше.
— Вам надо утроить диспут с Бажановым, — предложил брат.
— Рано, — возразил Саша. — Я в каноне плаваю.
— Ещё Бажанов говорил, что нужно поддерживать науки и искусства, — продолжил Никса, — поощрять всякое полезное предприятие и постоянно стремиться возвести свой народ на высшую степень могущества и благоденствия. Не назначать новых налогов ради роскоши и тщеславия и по возможности избегать войны, всегда разорительной для государства. Ограждать безопасность своего государства мирными сношениями с другими народами, ибо необходимость защищать страну силой оружия самая жестокая для сердца Царя — Христианина.
— Блаженны миротворцы, — процитировал Саша.
— И что нужно издавать мудрые и ясные законы, — продолжил Никса, — по которым каждый легко мог бы знать и свои, права и свои обязанности.
— Не буду я с Бажановым дискутировать, — сказал Саша, — ибо подписываюсь под каждым словом. Особенно по поводу ясных законов, чтобы невозможно было их произвольно трактовать в свою пользу, придавая им совершенно неожиданный смысл. Или царь всё равно над законом?
— Нет, Государь сам должен служить примером уважения к законам и не допускать произвола и несправедливости.
— Совершенно прекрасно! — восхитился Саша. — А вот, чтобы государь соответствовал идеалу Бажанова, и существует право на восстание.
— Сашка! Ты договоришься когда-нибудь!
— Если будешь соответствовать идеалу — неа, не договорюсь.
— Бог есть, — сказал Никса. — Мне перед Богом отвечать.
— Ну, это когда ещё!
— И держать ответ в равном бессилии со своими подданными, но за всех.
— Ладно, пять с минусом, — оценил Саша. — Давай присягу! Евангелие нужно?
— Вообще, да. Но мы же репетируем. Может быть, пока какую-нибудь другую книгу?
— И то верно, — поддержал Саша. — А то будет не совсем правильно, я же не папа́.
Он окинул взглядом комнату. На письменном столе лежали «Два трактата о правлении» Локка, которые Саша недавно дал брату почитать.
— О! — сказал он. — Как тебе Локк?
Воистину! Именно нам этой книге и должен присягать истинный либерал.