Царь нигилистов

Все-таки с Зиновьевым — участником праведной русско-турецкой войны — было больше точек соприкосновения. В результате одной из таких войн образовалась Болгария — единственная страна Восточной Европы, где нам не плюют вслед.

Саша представил, что его отдали на воспитание Гиркину-Стрелкову, и ему стало не по себе. Ладно, не будем драматизировать. Товарищ Стрелков в юности увлекался идеалам белого движения и даже писал эмоциональные стихи по то, как красиво умрет за Россию. Интересно, насколько господину Гогелю близок сей имперский романтизм?

Кофе Саша пил молча, размышляя о том, где у гувернера может быть кнопка.

— Григорий Федорович, а вы в юности стихов не писали? — наконец, спросил Саша.

— Нет. А, почему вы так решили?

— Просто, напомнили мне одного человека… Мне надо несколько писем написать. Могу я сейчас этим заняться?

— Да, конечно. Кому?

— Я обязан отчитываться перед вами в том, с кем веду переписку? — спросил Саша.

— Да, Александр Александрович.

— Хорошо. Письмо номер один. Никсе.

И Саша отодвинул чашку из-под кофе на край стола, взял лист бумаги и карандаш.

— Александр Александрович, — сказал Гогель, — письма карандашом не пишут. Это крайне невежливо.

— Ладно, — вздохнул Саша.

И взял перо и чернильницу.

С огромным трудом вывел: «Привет, Никса!» Без клякс, слава Богу, обошлось, но от пера шли мелкие чернильные брызги.

— «Привет» — это не принято, — прокомментировал Гогель. — И после «т» ставится «ер».

— Твердый знак? — переспросил Саша.

— Да.

— Хорошо, как мне лучше к моему брату обратиться?

— «Милый Николай», «Любезный Николай Александрович», «Милый любезный брат».

Саша скомкал начатое письмо и взял новый лист бумаги. Вывел:

«Милый Никса!»

Гогель прочитал, но не придрался.

«Спасибо тебе за Корфа, — продолжил Саша. — Кажется, я о нем где-то слышал. Прочитаю обязательно.

За словарь и Беранже — двойное спасибо.

Почему? (Ну, ты понял).

Саша».

Подумал и расставил маленькие твердые знаки после всех согласных на концах слов.

Показал Гогелю.

— Нормально?

— Лучше подписаться «Твой Саша».

Саша добавил «Твой».

— С лакеем можно послать?

— Да.

— У Никсы где-то тут комнаты?

— Не совсем. Он в Сосновом доме. Отсюда минут пять пешком.

— У Никсы отдельная дача?

— Да, Александр Александрович.

— Круто! — восхитился Саша.

Письмо Никсе отправилось с призванным колокольчиком Митей, от которого, вроде, больше не пахло. Или привык?

И Саша принялся за следующее письмо.

«Уважаемый Илья Андреевич!» — начал он.

— Лучше написать «Любезный Илья Андреевич», — прокомментировал Гогель.

Саша скомкал лист и с досадой бросил его в мусорное ведро.

— А кто этот Илья Андреевич? — поинтересовался гувернер.

— Фармацевт из Петергофской аптеки, — объяснил Саша.

— Александр Александрович вам не по статусу ему писать.

— Не думаю, что Петра Первого останавливали такие мелочи, — заметил Саша. — Да и Екатерина Вторая не считала, что ей не по статусу переписываться с каким-то там Вольтером!

— Они могли себе позволить, а вам пока следует соблюдать этикет.

— Сословия — зло! — изрек Саша.

— Сословия — каркас общества. Без них не будет ничего, кроме хаоса.

Саша поморщился.

— И, что делать, если мне нужен этот человек?

— Я могу написать.

— Хорошо, — кивнул Саша. — И придвинул Гогелю чистый лист.

«Любезный Илья Андреевич! — продиктовал он. — Когда мой воспитанник Великий князь Александр Александрович был в Вашей аптеке, он обратил внимание на лекарство под названием „Лауданум“. Если Вас это не очень обременит, не могли бы Вы написать для него состав этого лекарства, метод его изготовления, дозировку в различных случаях, методы первой помощи при передозировке и смертельную дозу?»

— Зачем вам смертельная доза? — испугался Гогель.

— Ну, уж конечно не за тем, чтобы наложить на себя руки! Просто хочу контролировать ситуацию. Кстати, вашей супруге тоже будет полезно об этом знать.

— Ладно, — вздохнул гувернер.

«На этот первый вопрос прошу Вас ответить срочно, отослав ответ с моим лакеем»,

— продолжил Саша.

Григорий Федорович кивнул.

Саша просмотрел написанное. Красивый четкий почерк с нажимом. И ни одной кляксы. Более того, Гогель как-то обходился даже без чернильных брызг.

— Да, — прокомментировал Саша. — Мне совершенно необходима пара семестров чистописания. Можно будет это устроить?

— Можно, — усмехнулся гувернер.