— Меня зовёт, что ли? Или обоих? — вслух подумал Добид и вопросительно посмотрел на Шигона.
Аморрей пожал плечами с равнодушным видом, словно предлагая подождать, пока Оцем окажется ближе. Подъезжая к ним, Оцем выразил всем смуглым лицом с тёмным пухом первоначальной растительности откровенную досаду. Он несколько раз ударял пятками осла под войлочным чепраком.
Наконец, почти добравшись до них, юноша в синей тунике воскликнул:
— Неужели тебе непонятно, Добид, что зовут тебя? Почему ты не побежал мне навстречу?
Старый пастух тут же отвернулся и стал копаться в своей кожаной суме, показывая, что не имеет отношения к разговору хозяйских сыновей.
— А почему ты торопишься? Что такое случилось? — удивился Добид.
— Зовёт отец. Он велел привезти тебя как можно скорее. А ты стоишь, словно окаменевший, как будто у тебя ноги отнялись. Садись позади меня, поехали.
Без лишних слов Добид вскочил на осла позади брата. Тот крикнул: «Чо, чо!» — и пятками ударил осла по бокам.
— Зачем на тебе праздничная одежда? — спрашивал Добид Оцема. — И с чего я вдруг понадобился отцу?
— А с того понадобился. К нам в дом приехал из Рамафаима сим первосвященник Шомуэл, во как!
— Ой-бой, ваал-баал! Рассказывай сейчас же! — взволновался необычным известием Добид.
Пока они ехали до Бет-Лехема, брат подробно рассказал, что сегодня утром, в одной повозке, со слугой и каким-то человеком, имеющим у пояса меч, явился прозорливец божий, первосвященник.
Одет он был просто, как средний горожанин: никаких дорогих риз, никаких украшений. Сзади повозки привязана за шею верёвкой упитанная телица с лоснящейся вычищенной шкурой. Старейшины Бет-Лехема, зная суровый нрав, гневливость и требовательность бывшего судьи, встретили его у ворот не без трепета. Боялись, найдёт у них первосвященник грехи или недоимки в обеспечении жертвоприношений.
Однако Шомуэл поговорил с ними благодушно и ни в чём их не упрекнул. Сказал только, что приехал к почтенному бетлехемцу Ешше для освящения дома. Старейшины растерялись от неожиданности. Почему какому-то Ешше такая честь, такое благоволение? Они показали Шомуэлу нужный ему дом и уладились.
Ешше со всеми домочадцами встретил первосвященника у порога. Проводил старца в главное помещение, усадил на подушки и стоял перед ним, ожидая разъясняющих его приезд слов.
— Мой приход мирен, — сказал Шомуэл с приветливой улыбкой. — Я прибыл к вам для жертвоприношений богу.
Освятил Шомуэл самого Ешше, его дом, его сыновей и домочадцев. И пригласил их к жертве. Завели во двор приведённую из Рамафаима телицу, зарезали её, и первосвященник совершил обряд жертвоприношения.
После чего все вошли в дом, а слуги уже готовили обед, несли кувшины с вином, овощи, хлеб, медовые лепёшки, напиток из чернослива и фиников.
Шомуэл сел в углу на подушки. Он попросил Ешше подвести к нему поочерёдно всех сыновей. Сначала первосвященник разговаривал с тремя старшими — бородатыми, женатыми мужчинами Элабом, Анидабом и Шаммой. Беседуя с ними, он внимательно вглядывался в их лица, задавал вопросы полные житейского и божественного смысла. Немного смущаясь, они отвечали ему как могли.
Шомуэл с улыбкой отпустил их и подозвал средних братьев Радду и Оцема. По окончании разговора первосвященник ласково кивнул юношам, но заметно обеспокоился.
— Разве у тебя больше нет сыновей? — обратился он к Ешше.
— Есть ещё один, его зовут Добид. Он пасёт овец с нашим рабом неподалёку от города, — сказал Ешше.
— Скорее пошли за ним, ибо мы не сядем обедать, доколе его не будет с нами, — обрадовался чему-то Шомуэл.
Ешше сообразил, что дело, которое привело первосвященника в его скромный дом, не совсем обычное. Да и само появление Шомуэла у ворот Бет-Лехема без сопровождения левитов и стражи наводило на разные мысли. «И зачем ему мой младший сын, почти мальчик? — спрашивал себя неглупый расчётливый юдей. — Всё это очень странно». Он послал Оцема на ослике за Добидом.
Вот так (или близко к тому) объяснил Оцем брату его срочную надобность в отцовском доме. Как только Добит приехал, ему было велено надеть праздничный наряд, умыться и причёсан, волосы.
Пролетело ещё немного времени. Белокурый подросток в светло-сиреневой тунике предстал перед первосвященником.
Зрачки усталых старческих глаз Шомуэла расширились. Ом словно увидел не скромного подростка в приличном и чистом, но бедном одеянии. Ему показалось, что туника Добида покрылась золотым шитьём. Тонкую полудетскую шею обвило драгоценное ожерелье. Белая накидка превратилась в пурпуровую мантию из сидонского виссона, у лакированного пояса возник в узорчатых ножнах меч. А на белокурых с рыжиной кудрях засиял золотой венец.
Что это, его привычное к ярким картинам, пламенное воображение прозорливца? Или явилось предуказание Ягбе? Иногда первосвященник сам сомневался в своих видениях.