Царь Саул

Пока выпрягали мула, которого слуги отвели под навес, а возницу пригласили в комнату для низшей категории гостей, пока служанка омывала главному гостю ноги, произнося пожелания, соответствующие ритуалу, личность его как бы выпадала из стороннего созерцания. И только когда Ямин с удовольствием уселся перед столом, белевшим чистой скатертью, а разбитной раб Рифабал (вернее, Ритабаал) принёс первое блюдо и серебряный кувшин с красным вином, стороннее внимание установило, что напротив хозяина сидел Гист.

С какого времени между представителем эфраимитских «адирим» и низеньким чужеземцем, попавшим в близкое окружение Саула, установились доверительные отношения — не столь важно. Однако оба стремились к взаимному общению. Кроме того, их деловые беседы проводились под покровом несомненной таинственности.

Итак, перед сотрапезниками поставили угощение. В чашах зарделось вино.

   — Необычайно рад видеть тебя в своём доме, почтенный Гист, — радушно начал Ямин, приступая к обеду.

   — Благодарю. Гостеприимство твоё достойно восхищения, любезнейший Ямин бен Хармах, бен...

   — Для удобства сократим перечисление моих предков. Оставим это менее торжественным случаям, — пошутил Ямин.

Когда яства, доставленные на низкий стол Рифабалом, значительно поубавились, а вина в кувшине осталось не больше половины (первенствовал во всём этом, конечно, Ямин), когда всякие приятные пожелания и лестные эпитеты закончились, собеседники перешли к разговорам другого рода. Причём кладезем «придворных» новостей являлся Гист. Ямин выглядел при этом как весьма заинтересованное лицо. Правление царя сопутствовало его материальному благосостоянию.

   — Позволю себе не лениться умом, а усердно им потрудиться, — не вполне определённо продолжил беседу Ямин. — Ибо ленивый подобен воловьему помету, и всякий человек, протянувший ему руку, скоро отряхнёт её с отвращением. Я хочу сосредоточить твоё внимание, почтенный Гист, на событиях, происшедших за последние месяцы в Гибе, внутри прекрасной крепости нашего царя.

   — Я готов к услугам, и передам всё, что знаю. Хотя сказано мудрыми: «Кто печатью благоразумия запечатает уста мои, чтобы не пасть из-за них в глубокую скорбь и чтобы язык мой не погубил меня?» — возведя глаза к потолку, разливался в цветистых оборотах речистый Гист.

Однако Ямин тоже не отличался скудоречием и беспамятством.

   — Скрытая мудрость и спрятанные сокровища... какая польза от них? — улыбнулся толстыми губами из бурых зарослей бороды бен Хармах.

   — Сразу опечалю тебя. Наш господин и царь снова заболел. Смотреть на его мучения тяжело. Как опытный лекарь, я полагаю, что причиной заболевания является не телесное расстройство, а удручающие обстоятельства, которые действуют пагубно на его волю и разум. Говоря проще, Саул слишком обеспокоен происками первосвященника. Он сомневается в прочности своего царствования, и эти сомнения сильно его изводят.

   — Мне казалось, после последнего отступления пелиштимцев его положение в Эшраэле укрепилось. Кстати, благодарю тебя за те захваченные товары, которые можно перепродать значительно дороже с помощью моего друга, купца Шимона. Они будут отправлены в Сидон или Гебал к оборотистым сынам Анака. Мы все получим свою долю золотом и серебром. Особенно хороши египетские притирания и ткани с острова Алашии. Металлические изделия тоже пригодятся.

   — Не забудь о доле царского брата Абенира. Мы обязаны своими барышами ему. Он давно заинтересован в продаже добычи захваченной в походах, — напомнил Гист, оглаживая свою клинообразную бороду.

   — Да, да, отбрось малейшую тревогу. Так же, как и ты, доблестный Абенир получит всё сполна, — растопырив для убедительности мясистые пальцы обеих рук, любезно уверял Ямин.

   — Тогда обращусь к другим новостям. Болезнь Саула легко устранима, если помочь ему поверить в надёжность его царского венца. После удачного (прямо скажем — удивительного) единоборства бетлехемского пастуха с великаном из Гета, Саул необычайно возвеличил мальчишку. Сначала он позволил прославлять его на пирах и народных празднествах. Разодели этого Добида не хуже царского сына и носятся с ним, словно с избранником бога. Особенно усердствует Янахан: влюблён в белокурого хитреца почти как в девушку.

   — Я имею об этом кое-какие сведения.

   — Не стану делать нехорошие предположения. Но такое восславление Добида нам совсем ни к чему. Не так давно наш господин призвал бетлехемца играть на арфе, а сам поставил возле себя копьё. И когда тот забренчал, Саул пустил в него копьём, но промахнулся.

   — Жаль. Хотя, конечно, Шомуэл с левитами и северными «адирим» подняли бы жуткий вой. Они объявили бы царя врагом бога и народа.

   — Ничего, можно было бы свалить всё на злого духа, вселившегося в царя. Тем более что он уже разбил голову какому-то слуге. Да и меня как-то раз чуть не огрел, еле я увернулся.

   — Будь осторожен, почтеннейший Гист.