Царь (СИ)

- Ужасные новости, - вздохнул император, - нужно немедленно известить кардинала Клезеля.

- Да ваш Мельхиор Клезель и есть главный зачинщик этого бунта! - громыхнул Фердинанд, - во всяком случае, все это произошло не без его попустительства.

- Нужно немедля известить кардинала, - невозмутимо продолжал Матвей, привыкший, что его канцлера и директора тайного совета постоянно упрекают во всех мыслимых грехах.

- Простите дорогой брат, - тяжело вздохнул король, - но я решил с корнем вырвать эту заразу австрийского дома.

- О чем вы?

- Увы, я был вынужден отдать приказ об аресте Клезеля и сейчас его везут в крепость!

- Что вы сказали?

- Затем, - невозмутимо продолжал Фердинанд, - его отдадут под суд и если наши подозрения подтвердятся...

- Вы приказали арестовать моего канцлера без моего ведома! - почти взвизгнул Матвей.

- У меня не было иного выхода!

- Как вы посмели?

- Это печальная необходимость, дорогой брат...

Но придавленный полученным известием Матвей, казалось, не слышит ничьих слов, лицо императора побледнело, дыхание стало прерывистым, и скоро он бессильно опустился на заботливо подставленное камер-юнкером кресло.

- Что с вами? - встревожено спросил Фердинанд, но старика уже окружили иезуиты.

- Его величеству необходимо отдохнуть, - успокоил его один из них. - Мы позаботимся о нем, а у вас еще много дел во славу Иисуса!

Императора увели в его покои, а богемский король прошел в кабинет, где фон Гуттен еще недавно развлекал его кузена россказнями и скабрезными историями. Камер-юнкер следовал за ним по пятам, подобострастно заглядывая в глаза. Наконец, тот обратил на него внимание.

- Мы довольны вашей службой молодой человек, - четко выговаривая слова, заявил он, - ваши старания будут щедро вознаграждены.

- Счастлив служить вашему королевскому, а, возможно, скоро и императорскому величеству! - низко поклонился фон Гуттен.

- Что вы там говорили, о последних делах кардинала?

- Он рассказывал его величеству о Московии.

- Да, Московия, - задумался на секунду король, - скоро эту варварскую страну ожидают большие перемены. К сожалению, наши войска заняты местными еретиками, но мы послали королю Сигизмунду достаточно средств, чтобы он мог заплатить своим гонористым шляхтичам. В ответ он в нужный момент поможет нам. Польская кавалерия весьма недурна и может нам пригодиться, не так ли?

- Совершенно согласен с мнением вашего величества! - Пылко воскликнул камер-юнкер, - но осмелюсь доложить, что эта страна так же весьма не бедна.

- Дикие леса, в которых бегает много пушных зверей, - отмахнулся Фердинанд.

- Но, похоже, не только, вот посмотрите, что Иоганн Альбрехт прислал его величеству, - с этими словами фон Гуттен протянул ему какую-то вещицу.

Присмотревшись, король увидел, что это весьма изящная золотая медаль, размерами довольно близкая к венецианскому цехину. С одной стороны на ней был отчеканен двуглавый орел, на груди которого красовался щит с мекленбургским быком, на другой выбит профиль самого герцога в довольно странной короне, скорее просто шапке с крестом. Надпись по кругу гласила: Иоанн Теодор Цезарь Рутении*.

- Цезарь Рутенни, - фыркнул Фердинанд, - а орел на медали австрийский!

- Византийский, ваше величество, московиты используют его как герб с тех самых времен, как один из их князей женился на племяннице последнего басилевса.

- Бедный римский орел, кто только не треплет его перья!

- Кстати, обратите ваше высочайшее внимание на гурт медальона.

- На что?

- На ребро медали, ваше величество.

Король посмотрел и с удивлением заметил, что на нем тоже вычеканен узор с непонятными письменами.

- Весьма искусная работа, - хмыкнул он, - вы не знаете, что это обозначает?

- К сожалению, нет. Эту медаль Иоганн Альбрехт прислал императору с посольством, по случаю своей коронации. Что там написано, знал только кардинал.

- Что же, когда поляки выгонят этого новоявленного царя из Москвы, мы спросим Иоганна Альбрехта о смысле этой надписи.

Тем временем карета с арестованным кардиналом достигла замка... предназначенного быть ему узилищем. Едва они въехали во двор, как арестованному велели выйти. Утро было довольно прохладным и прелат, которому не дали одеться изрядно продрог. Заметив это, командовавший рейтарами офицер снял с себя плащ и накинул его на Клезеля.

- Благодарю вас, сын мой, - тихо сказал канцлер, - скажите ваше имя, чтобы я мог молиться за вас.

- В этом нет нужды, святой отец, - мрачно покачал головой рейтар, - мои грехи столь велики, что вы лишь зря потратите время.

- Странно слышать это от столь молодого человека, - удивился Клезель, - однако обстоятельства могут перемениться, и я, возможно, смогу иначе отплатить вам за вашу доброту. Так что я повторно прошу вас назвать ваше имя.

- Можете называть меня Каином, а можете Болеславом фон Гершовым, право же в этих именах нет никакой разницы.

- Вы поляк?

- Померанец.

- Вот как, вы католик?

- Я наемник, ваше преосвященство. До моей веры нет никому никакого дела в моем эскадроне, так зачем же она вам? - Сказав это, рейтарский офицер вскочил на коня и поскакал прочь, увлекая за собой свой отряд.