- Говори Иван Никитич!
- Слышно в курских землях разбойники озоруют, - начинает он издалека, - а на воеводах много всяких служб лежит. Может было, то в чем его обвиняют, а может и не было! Может он прибытков ради своевольничал, а может дознание чинил над теми кто татей укрывает и подати тут вовсе и не при чем. Разобраться надо бы.
- Уж не прикажешь ли мне, боярин, ехать в Курск да расследовать сие? - немного насмешливо говорю я.
- Да зачем же тебе? - нимало не смущается тот, - разве мало у тебя слуг верных! Пошлем стольника какого, вместе с сыщиками, да пусть и разберутся на месте. Коли воевода виновен, так и привезут его в цепях на суд. Коли не виновен, так пусть сыщут, кто на него клепает и тоже доставят!
- Это все хорошо, Иван Никитич, а только что с податями делать? Сам, поди, знаешь, нет денег в казне! Хоть опять пятину собирай.
- Что тут сделаешь, государь, - тяжко вздыхает Романов, - по старине надо!
- По старине! - тут же начинают поддакивать бояре, потому что "по старине", для них все равно что бальзам на душу.
- И что все с тем согласны?
- С мудрым словом как не согласится! - с притворной улыбкой восклицает Лыков и с ним дружно соглашаются сидящие на скамьях бородачи в горлатных шапках.
- А что там в старину то решили об сем предмете?
- В год 1549 от Рождества Христова (?), - начал постным голосом дьяк Обросимов, - по повелению благоверного и всемилостивейшего государя Ивана Васильевича для исправления по старине судебника был созван Земский Собор. На коем решено было: что подати во всех городах, посадах, волостях и погостах, не исключая и удельных, будут собирать старосты и целовальники, коих надлежит выбрать из числа местных жителей и со всеми областями заключить уставные грамоты, дабы управлялись без царских наместников и волостетелей.
- Что, правда? - округляю я глаза, - ну и обычаи у вас! Хотя по старине, так по старине. Быть по сему! Ты чего-то сказать хотел, Борис Михайлович?
Боярин продолжает стоять посреди палаты, как громом пораженный, то краснея, то бледнея и я, про себя надеюсь, что болезного хватит удар. Однако чаяниям моим сбыться не суждено и князь Лыков справляется с волнением.
- Надежа-государь, - начинает он тихим голосом, - мудрость твоя велика и не нам сирым и убогим обсуждать твою волю. Однако же, хочу напомнить, что в царстве нашем не жалуют вотчинами иноземцев, не состоящих в подданстве твоего царства.
Этот момент сценарием не был предусмотрен и я не без интереса слушаю боярина. Впрочем, слушаю не я один. Думцы, духовенство и даже земцы жадно внимают ему и лица у них, скажем так, не слишком благожелательные.
- Ты кого-то конкретно в виду имеешь? - нейтральным голосом интересуюсь я, тщетно пытаясь сообразить, о чем он говорит.
- Да про деревеньки под Тулой я речь веду, государь, кои ты своему розмыслу** Рутгеру Вандееву пожаловал от щедрот своих. Он конечно не латинец, а все же не православный!
Среди собравшихся постепенно нарастает ропот. Наконец вперед выходит местоблюститель патриаршего престола митрополит Исидор(?) и вопросительно глядя на меня спрашивает:
- Верно ли сие, государь, что ты иноверцу отдал земли с православными христианами?
Окинув взглядом настороженные лица собравшихся, я понимаю, что в данной ситуации не отшутишься, слишком уж серьезно они все это восприняли. Все дело в том, что я и впрямь отписал эти деревеньки Ван Дейку. Мой инженер испросил разрешения взяться за добычу железа и самое главное плавку чугуна. Получив его, он выписал из Голландии мастеров и вместе со своими земляками рьяно принялся за дело. На его родине эту технологию уже освоили, а у нас чугун именуют не иначе как "свиным железом" и выкидывают как брак. Если у Рутгера получится, то он обеспечит меня и мою армию и пушками и ядрами и картечью, ибо медь и бронза дорога, а каменными много не навоюешь. По заключенному мною с ним ряду, пушки и прочее он будет поставлять мне по цене в полтину за пуд. Сейчас их льют из меди, которая стоит как минимум вчетверо дороже, а уж готовые изделия впятеро. Излишки он волен продавать куда захочет, хотя есть у меня подозрение, что никаких излишков у него еще долго не случится. Но до той поры далеко, а чтобы у голландца не было проблем с рабочей силой, я и пожаловал ему эти деревеньки. Кстати, в поместье, а не в вотчину. Кто же знал, что через это могут возникнуть такие проблемы?
- Верно, да не совсем.
- Мудрено ты говоришь, государь, не пойму я тебя.
- Да что уж тут не понятного, просто розмысел наш, Ван Дейк который, так поражен был святостью церкви русской, что пожелал принять православие и подданство наше, а за это, и еще многие службы его, и пожаловал я его землею.
- Благое дело, - одобрительно покачал головой Исидор, - а как нарекли раба божьего?
- Гхм... Романом, в честь э... святого...
- Мученика Романа Ольговича, - заканчивает за меня иерарх.
- Ага, его.
Митрополит сел на место, а я тихонько перевел дух. Вельяминов немного ошарашено повертел головой, но справившись, провозгласил:
- Государь, уходит на молитву!