Царь Сиона

— Ну, что ж, говорите, продолжайте, коли уж нельзя иначе! Вы хотите на родину? Прекрасно сделаете. Когда же вы тронетесь в путь? Наши дороги идут в разные стороны. Я вам сказал это еще тогда, в Гравенгагене, когда мы прощались с вами в последний раз. Теперь я здесь, гражданин этого города, отец и супруг; и на моих руках ответственное дело. Писание говорит: «Оставь отца и мать и прилепись к жене, ибо муж и жена одно тело». В конце концов, чего же вы хотите от меня? Хотите ли вы есть и пить? То и другое стоит перед вами. Нужен ли вам кров? Я не имею права держать вас у себя в доме, так как не смею ослушаться приказа бургомистра; к тому же у нас и тесно в доме. Нужно вам денег? На мне лежит забота о жене и детях, у меня долги, и я до сих пор много израсходовал и еще пока ничего не вернул. Вы очень дурно поступили, поссорившись с вашей дочерью, Маргиттой. Каким образом случилось это? Скажите, так как все на свете должно иметь свои причины.

Аделаида устремила на жестокого человека мрачный взгляд и сказала медленно, с особенным выражением:

— Маргитта злая, но тебя я считала добрым. Маргитта стала злой через своего мужа, старого грешника; тебя же сделала таким твоя жена. Вот и все! Ты прав, все на свете имеет свои причины.

— Нет, я не в силах все это слушать, — со слезами проговорила Микя, колеблясь между чувством жалости и гнева.

Ян, сохраняя невозмутимое спокойствие и не меняясь в лице, посоветовал ей удержать слезы и, обращаясь к матери, сказал:

— Вы клевещете на жену мою и на меня!

— Так пусть же Господь не даст мне никогда узреть лик Свой, если я не убеждена в том, что я говорю! — возвысив голос, торжественно произнесла Аделаида. — Докажи мне, что это не так, и я охотно готова буду признать себя неправой. Говори со мной как добрый сын, заступись за меня так, как я вправе ожидать от тебя, и я готова целовать твои ноги.

— Но, мать… твое поведение… Смотри… гости уже обращают внимание, вы огорчаете меня. Господь видит мое сердце.

— О, Ян! Сын мой, обними меня, дай мне обнять тебя! Ты возвысишься когда-нибудь над всеми, ты станешь выше твоей несчастной матери; но никогда голова твоя не будет покоиться на более верной груди.

Вдова перешла от гнева к прежнему своему кроткому тону. Она продолжала обнимать своего Яна, не догадываясь о том ожесточении, которое овладевало все более сыном.

Кутившие за перегородкой, один за другим стали появляться оттуда, привлеченные торжественной речью вдовы; с любопытством слушая ее, смеясь и издеваясь, они подходили, шатаясь, все ближе к тому месту у камина, где происходила описанная сцена.

— Пора наконец кончить, выпроводи ее! Эта женщина причиняет мне страдания и делает тебя смешным, — прошептала Микя на ухо мужу.

Герд, как бы предчувствуя жестокую развязку, дергал возбужденную старуху за платье и тихонько убеждал ее уйти.

— Соберитесь с духом и удалитесь отсюда. Он рассержен; и вы видите, чужие люди собираются вокруг вас.

В самом деле Ян не мог долее сдерживаться и дал полную волю своему раздражению.

— Вы с ума сошли, мать, и не видите, что делаете смешным и себя, и меня. Что делать мне с вами? Идите туда, откуда пришли, и не навлекайте на себя гнева властей. Здесь нет места для вас, и вам пора идти, так как городской колокол уже прозвонил вечерние часы. Если вы отправитесь сейчас же в путь, наш слуга проводит вас в гостиницу у городских ворот, я заплачу за ночлег ваш и необходимые расходы. Но, свидетель Бог, это все что могу для вас сделать! Если же вы будете медлить я вынужден буду выпроводить вас на улицу и запереть за вами дверь, хотя бы сердце у меня обливалось кровью, пустите же меня, оставьте, и решайтесь — слишком долго уже продолжается слезливая комедия.

— Комедия?! — воскликнула со стоном Аделаида, отпрянув от него. — Да сжалится Господь надо мной и над тобой! Я вижу, что мое материнское сердце слишком долго заблуждалось.

Буйный легкомысленный смех огласил в это время трактир. Рейтер и несколько других его безбожных товарищей затащили сюда с улицы нескольких женщин, которые сами смеялись и взвизгивали и оргия началась снова, несмотря на не особенно, впрочем, строгие увещевания. Как саранча, опустились все эти ночные бражники на скамьи, обмениваясь шутками с девицами и оттачивая свои ножи на тот случай, если бы городская стража вздумала помешать им, и поглощая самым неумеренным образом вино и пиво.

— Что могу я сделать с этой дикой ордой? — сказал Ян хладнокровно. И, обратившись к матери, он снова сказал:

— Уходите отсюда, говорю я вам; здесь не место для почтенной женщины.

Вдова подняла обе руки, как бы призывая Небо в свидетели своих слов и заговорила:

— О, поистине, говорю вам: я вижу в откровении моем, какое несчастье, какая гибель ждет нас, и исполнится страшное проклятие над этим домом. О, Ян, Ян, несчастный сын мой, какую участь готовишь ты себе!.. Горе, горе дому твоему, палач своей матери!