Царь славян

Архив сильно пострадал при пожаре Москвы 1737 года и во время наполеоновского нашествия. После ухода французов древние свитки (уцелевшие после Великой Смуты и погрома Романовых, устроенного в Кремле в XVII–XVIII веках; см. выше — Авт.) собирали по всей территории Кремля, ибо оккупанты растащили их, чтобы набивать свои тюфяки. Более того: сторожа Оружейной палаты не стеснялись подтапливать старыми делами свои печи (опять-таки при равнодушии и молчаливом попустительстве романовской администрации — Авт.). Весь этот БУМАЖНЫЙ ХАОС и приводили в порядок с 1820-х годов. Уцелело, по подсчётам тех лет, около 8000 свитков-столбцов и 1300 книг» [56], с. 586. Так сколько же вообще было в Кремле исторических материалов изначально, если даже после всех известных (и неизвестных нам) погромов уцелело всё-таки заметное число книг и свитков?

«К 1839 году Забелин понял, что в его руках настоящее сокровище — множество любопытных и никому не известных материалов о Московской Руси. Всё свободное от канцелярских обязанностей время он стал посвящать архивным изысканиям» [56], с. 586–587.

И тут впервые у И.Е. Забелина, вероятно, зародились первые сомнения в надёжности исторической версии русской истории, озвученной Н.М. Карамзиным. Во всяком случае, известно следующее.

«Пятьдесят лет спустя Забелин вспоминал, КАК ЕГО ПОРАЗИЛО ТО, ЧТО ТЫСЯЧИ ДОКУМЕНТОВ XVI–XVII ВЕКОВ, ЛЕЖАВШИХ В КРЕМЛЁВСКОМ ХРАНИЛИЩЕ, НЕ БЫЛИ ИСПОЛЬЗОВАНЫ В ДВЕНАДЦАТИТОМНОЙ „ИСТОРИИ“ КАРАМЗИНА». [56], с. 586.

Как теперь нам становится ясно, нет ничего удивительного в игнорировании Н.М. Карамзиным всех этих материалов. Он писал не подлинную историю Руси, а лишь аккуратно исполнял тенденциозный заказ Романовых. В котором, скорее всего, было чётко указано — что и как надо описывать. На что и как ссылаться. А на что не обращать внимания, умолчать. Как мы видим, на уцелевшие остатки огромных архивов Московского Кремля Н.М. Карамзину, по-видимому, ссылаться не рекомендовали. Дескать, и без них напишешь всё, что нужно и как нужно. Даром что ли мы платим тебе по 50 тысяч рублей в год? Напомним, о чём идёт речь: «„По пятидесяти тысяч рублей в год, с тем, чтобы сумма эта, обращаемая ему (Н.М. Карамзину — Авт.) в пенсион, была после него производима сполна его жене и по смерти её также сполна детям сыновьям до вступления всех их в службу, а дочерям до замужества последней из них“ (Старчевский А. „Н.М. Карамзин“, СПб, 1916, с. 264). Эта ГРОМАДНАЯ СУММА, как видим, являлась не разовым пособием для поездки на лечение в Италию, а постоянной пенсией Карамзину и его семье» [132], с. 32–33. См. подробности в [РЕК] и ХРОН7, гл. 18:24.

Любопытно, что А.А. Формозов, автор биографической статьи о И.Е. Забелине, в этом месте мгновенно бросается на защиту Н.А. Карамзина и долго внушает читателю, почему не следует обращать внимания на странное пренебрежение Н.М. Карамзиным архивами Московского Кремля. Однако никакого разумного объяснения в этой защитительной речи мы не увидели. Всё адвокатство А.А. Формозова сводится к короткой формуле: мол, само собой так получилось.

А вот И.Е. Забелин сразу понял — к какому затерянному богатству ему удалось чудом прикоснуться. В этом смысле И.Е. Забелину несказанно повезло. И повезло всей русской истории. Без И.Е. Забелина «нечаянно утеряно» было бы ещё больше.

В 1840 году И.Е. Забелин написал свою первую работу по русской истории. В 1841 году он отнёс её в бывшему профессору Московского университета Ивану Михайловичу Снегирёву. Отзыв И.М. Снегирёва был «холодным, безучастным» [56], с. 587. В итоге работа не была опубликована. Вместо этого И.М. Снегирёв решил бесплатно поэксплуатировать бесправного начинающего историка и предложил молодому Ивану Забелину помочь ему в сборе материалов для серии «Памятники московской древности с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы, древних видов и планов древней столицы». А.А. Формозов: «Для этих книг нужно было наводить справки в дворцовых архивах, копировать надписи в кремлёвских соборах. Взяться за это он и предложил Забелину… Начинающий учёный согласился и в течение нескольких лет СОВЕРШЕННО БЕСКОРЫСТНО выполнял подготовительную черновую работу» [56], с. 588.

Затем И.Е. Забелин познакомился с академиком Павлом Михайловичем Строевым, известным историком. Ситуация повторилась. А.А. Формозов сообщает: «В результате Забелин стал работать на Строева ТАК ЖЕ БЕЗВОЗМЕЗДНО, как и на Снегирёва… Бесправное положение стало Ивану Егоровичу в тягость. В изданных С ЕГО ПОМОЩЬЮ книгах Снегирёва и Строева мы не найдём хотя бы двух-трёх слов благодарности» [56], с. 589. По-видимому, решили, что неродовитую рабочую лошадку можно вообще не упоминать.