Царь Соломон

Понять характер этого танца нам трудно и сегодня, потому что о ритуальных танцах в Израиле почти ничего не известно. Однако в связи с преданием о ящике мы вправе предположить, что речь идет о священном танце воина, сравнимом с танцами, известными из архаических культур. В пользу этого говорит и тот факт, что израильские воины приступали к войне chalusim, т. е. вряд ли одетые.

Таким образом поход с ящиком складывается в целостную картину. Вокруг боевой святыни — ящика, доставленного Давидовыми ополченцами, — танцует священный танец войны царь-воин, в котором есть что-то от священника, и эта святыня устанавливается в шатре — Святая Святых, где Давид благословляет своих солдат от имени бога войны Саваофа.

В образе ковчега Давид доставил древнеизраильскую святыню в Иерусалим и поддержал кочевническую военную традицию: богу войны военную святыню от воинственного царя. А как поведет себя Соломон? Станет ли он расстилаться перед древнеизраильской военной святыней?

Когда через семь лет храм был построен, приходит время праздничного освящения. Царь Соломон и старейшины племен собираются перевезти ковчег из шатра-скинии Давида в храм. Приглашают священников, чтобы нести ящик:

«А царь Соломон и с ним все общество Израилево, собравшееся к нему, шли пред ковчегом, принося жертвы из мелкого и крупного скота, которых невозможно исчислить и определить по множеству их. И внесли священники ковчег завета Господня на место его, в давир храма, во Святое Святых, под крылья херувимов. Ибо херувимы простирали крылья над местом ковчега, и покрывали херувимы сверху ковчег и шесты его. И выдвинулись шесты так, что головки шестов видны были из святилища пред давиром, но не выказывались наружу; они там и до сего дня. В ковчеге ничего не было, кроме двух каменных скрижалей, которые положил туда Моисей на Хориве, когда Господь заключил завет с сынами Израилевыми, по исшествии их из земли Египетской» (3 Царств 5.11).

Этот эпизод поражает тем, что лишен воинственных черт. Ничего не дает предположить, что речь идет о военной святыне. Вокруг нее не исполняют соответствующих танцев, она не создает впечатления чего-то магического и разрушительного и невидимо сидящего в ковчеге Бога не называют боевым именем (Саваоф). Вся процессия описывается кратко и без затей. Библейским авторам, кажется, важно только одно: указать точное место святыни.

Таким образом, мы получаем первые важные данные. Символ войны и страха ковчег успокаивают, как бы «хоронят». Минуло время разрушительных дел священного ящика. Можно сказать, что святыня союза с Господом, обладавшая невероятной силой, получив место в храме, утратила свое назначение.

Является ли это делом рук Соломона? Исследователи настроены достаточно скептически, поскольку описание храмового праздника типично для языка и мира представлений библейских авторов, но они — настоятельно подчеркиваем — писали спустя 400 лет после Соломона. Мы не будем пускаться в описание деталей, однако хотим обратить внимание на то, что с установлением ковчега в храме Соломона воинственная сущность святыни окончательно теряет силу.

Ее никогда уже не будут выносить из храма в военных целях, ее не будут использовать как военный палладий. После установления в храме ковчег никогда не проявит себя как самостоятельный объект или субъект, приводящий в ужас власти. Это «усмирение» могущественной святыни представляется нам главным делом Соломона и объясняет, как нам кажется, истинный смысл строительства: в храме Соломона войне и насилию нет места. Таким образом слова Соломона, произнесенные в заключение праздничной речи, содержат глубокий созидающий смысл: «Благословен Господь, Который дал покой народу Своему Израилю, как говорил! не осталось неисполненным ни одного слова из всех благих слов Его, которые он изрек чрез раба Своего Моисея» (1 Царств 8.56).

Мы не можем быть полностью уверены, что Соломон на самом деле сказал то, что библейские авторы вложили ему в уста. Для нас несомненно одно — они гениально чувствовали «дух мира» Соломона: творение Соломона означает мир — народу Израиля дан покой; напоминаются благие слова Моисея, а не его призыв к войне, которые были как-то связаны с ковчегом. А мы можем еще добавить, что воинственный Бог времен кочевников успокаивается в храме Соломона. И то, что вспыхнуло в божественном видении Соломона в Гаваоне, достигает в строительстве храма, пожалуй, самого прекрасного выражения: царь мира строит Богу мира храм мира.

Библейские авторы не выдвигали на передний план мирного характера, в центре внимания были теологические аспекты повествования. Они, однако, не утаивают, что именно мир был условием для построения храма. Так, летописец спустя 700 лет после Соломона дает интересное обоснование, почему Соломон, а не Давид, имел право построить храм: