Царь Венетам (СИ)

И девочка поднялась вопреки боли от падения, глядя прямо в глаза предводителю. Она почувствовала, как земля под ногами завибрировала, и почти сразу в ужасе заржали лошади воинства вампиров - потому что снеговая шапка, потревоженная криком предводителя, стремительно заскользила вниз, минуя пропасть - прямо на узкий проход между скалами.

Меч вампира все же запоздало опустился, рассекая жертву почти надвое, но что-либо делать было поздно. Белоснежная, кристально чистая масса снега обрушилась на войско и поползла дальше, чтобы столкнуться с серым монолитом скал и застыть вечным монументом страшной гибели захватчиков...

Говорят, что человека вдохновляют на подвиг Боги. Может быть, и так. Но какой Бог или дух может внушить человеку готовность к этому подвигу? Это зависит лишь от самого человека - и не имеет значения, молод он или стар.

Вальгасту плеснули в лицо холодной водой. Он начал приходить в себя, и тут его куда-то потащили через бесконечные темные переходы, не давая даже времени оглядеться по сторонам идли посмотреть под ноги. Должно быть, он снова в плену:

Наконец менестреля привели к массивным, окованным металлом дверям, распахнули створки и втолкнули его внутрь. От дымного чада факелов Вальгаст закашлялся, но подавил тошноту, подкатившую к горлу, и окинул взглядом место, в котором оказался.

Это был большой зал без колонн и даже без окон. На его стенах через равные промежутки были развешены факелы, вставленные в металлические кольца. А впереди... Да, Вальгаст сразу понял, кто именно восседал на простом, но массивном троне, окруженный личной стражей и доверенными графами! Потому что ни у кого более не могло быть такого насмешливо - безразличного взгляда, которым он, опираясь на меч, пронизывал до самых потаенных уголков души. Менестрель не собирался ни вырываться, ни делать что-либо еще, ведь бросься он на повелителя вампиров, и десятки клинков, десятки стрел поразят его в первый же миг. И Вальгаст просто смотрел прямо в змеиные, мудрые и немигающие, глаза завоевателя, не отводя взора. Все, кто был в зале, хранили молчание.

И менестрель с удивлением ощутил, как страх в его сердце постепенно сходит на нет. Он кашлянул и сказал:

- Не думал я, что мне суждено увидеть твой тронный зал, Хейд...

Губы завоевателя искривились в усмешке:

- Да, ты в замке Аверон. И что ты скажешь о нем его хозяину?

Вальгаст на миг задумался, а затем ответил так, как только и мог ответить насмешник, бродяга и ниспровергатель прогнивших авторитетов:

- Должно быть, он такой же большой, как твоя жадность, Хейд... и такой же темный, как твоя совесть!

Один из стражников, сопровождавших Вальгаста, размахнулся для удара, но повелитель вампиров запрещающе поднял ладонь:

- Нет! Отпустите его.

Стальная хватка разжалась, и менестрель едва не упал - так ослабили его раны. Хейд же продолжал:

- Конечно, что еще мог сказать рифмоплет, чьи бредни достигли даже моего слуха. Должно быть, ты предпочел бы попасть в плен к какому-нибудь варварскому вождю, который бы сварил тебя в котле? Или к райксу, который посадил бы тебя в подземелье на цепь и заставил бы жрать крыс? Там бы ты не так говорил...

А Вальгаст к тому времени окончательно стал самим собой:

- Видишь ли, Хейд, я предпочел бы совсем не попадать в плен. Но уж лучше, как ты сказал - "жрать крыс", чем самому стать твоим завтраком. Одна надежда - может быть, ты мною отравишься?

- Ты слишком самоуверен, рифмоплет. И я знаю, почему - тебе нечего терять, у тебя нет ни дома, ни семьи. Такие, как ты, только и способны, что вечно бунтовать.

- У меня нет ничего? Хейд, ты зря это сказал!

- О, я знаю, что ты скажешь - у тебя есть твой народ, твоя "Родина":

- И это - тоже. А еще есть солнечный свет, и мои песни, и... но ты этого никогда не поймешь.

- Солнечный свет такой же "твой", как и чей угодно еще. А песни - что ж, может быть, я тоже хочу их послушать?

Кто-то в черном плаще сунул в руки менестрелю великолепную арфу. Вальгаст тронул, полуприкрыв глаза, струны - и сказал:

- Хорошо, Хейд. Жаль, что это не моя старая, но звонкая спутница - но я спою для тебя.

Он еще раз прикоснулся к струнам. Родился негромкий звук, шелестом рассеявшийся в темноте, среди военачальников и графов Хейда. Вальгаст больше не смотрел ни на них, ни на самого повелителя вампиров - он поднял лицо вверх, и его глаза незряче устремились туда, где за толщей каменных блоков - он чувствовал это! - сияло Солнце. Губы менестреля что-то прошептали, и он запел. Негромко, сдержанно, без особого надрыва: Но все громче и громче:

Ты пой, струна, ты плачь, струна,

В огне родная сторона,

И дом, и сад разорены,

И песни птичьи не слышны.

Ты пой, струна, зови, струна -

Ведь Родина у нас одна,

И пусть проклятье поразит,

Того, кто в битве побежит!

Восстанем, братья! Кровь за кровь!

Мечи пусть укрепит Любовь,

И Ненависть пусть закалит

Того, кто ворогов разит!

Пуст торжествует вражий царь!

Мы помним - говорили встарь:

"Раб - мертв при жизни, а герой

и после гибели живой!"

Запомни, враг! Придет наш час,

Ничто не остановит нас,

Мечи тьму ночи разорвут,

И вражьи стяги упадут!