Будь Фрайрайх персонажем фильма, ему непременно понадобился бы кинематографический антагонист, полная противоположность – Лорел для Харди, Феликс для Оскара[294]
. Высокий худощавый коллега, встреченный им в первый же день работы, оказался той самой противоположностью. Там, где Фрайрайх был резок и эпатажен, импульсивен до неприличия и страстен в каждой мелочи, Фрай проявлял хладнокровие, сосредоточенность и осторожность: уравновешенный дипломат, предпочитающий работать в тени. Эмиль Фрай, известный большинству коллег под прозвищем Том, в 1930-х посещал сент-луисское художественное училище, в конце 1940-х поступил в мединститут, служил на флоте в корейскую войну и снова вернулся в Сент-Луис, но уже врачом-ординатором. Он был очарователен, мягок и осмотрителен в общении – человек немногих, зато тщательно выбранных слов. Наблюдать, как он общается со смертельно больными детьми и их измотанными, нервозными родителями, было все равно что любоваться рассекающим водную гладь пловцом-чемпионом: на таких высотах мастерства само искусство отступало в тень.Оба Эмиля попали в Бетесду благодаря Гордону Зуброду, новому директору клинического центра НИО[295]
. Зуброд, импозантный целеустремленный интеллектуал, врач и ученый, знаменитый своим царственным спокойствием, прежде чем перейти в систему Национальных институтов здоровья, почти 10 лет разрабатывал лекарства от малярии. Этот опыт сильно повлиял на зарождение у него интереса к клиническим исследованиям в области рака.Особенно интересовала ученого детская лейкемия – та самая разновидность рака, которую Фарбер выдвинул на передний план клинических испытаний. Однако Зуброд сознавал, что при изучении лейкозов нужно принимать во внимание всю их капризную, вулканическую непредсказуемость и свирепость. Можно испытывать лекарства – но в первую очередь надо бороться за детские жизни. Зуброд, идеально распределявший обязанности (“Эйзенхауэр онкологических исследований”, как однажды назвал его Фрайрайх), отрядил на передовые клинические рубежи двух молодых врачей, вчерашних стажеров: Фрайрайха – из Бостона, а Фрая – из Сент-Луиса. Фрай приехал в Бетесду на видавшем виды “студебекере”. Фрайрайх объявился на несколько недель позже, в обшарпанном “олдсмобиле”, вместившем его беременную жену, 9-месячную дочь и весь семейный скарб [296]
.Идея такой комбинации могла обернуться крахом – однако прекрасно сработала. С самого начала два Эмиля обнаружили, что дополняют и взаимно усиливают друг друга. Их сотрудничество символизировало глубокий интеллектуальный разлом на передовой онкологии: чрезмерная осторожность противостояла безудержному экспериментаторству. Каждый раз, как Фрайрайх в своих новаторских устремлениях ставил себя и пациента на грань катастрофы, Фрай заботился о всевозможных мерах предосторожности применительно к новым, идеалистическим и часто крайне токсичным схемам лечения. Отношения Фрая и Фрайрайха вскоре сделались олицетворением разногласий в рядах всего НИО. Как вспоминал один исследователь, “задача Фрая в те дни сводилась к тому, чтобы удерживать Фрайрайха от создания проблем”[297]
.У Зуброда же имелись собственные способы оберегать лейкозные исследования от лишних проблем. По мере роста числа новых препаратов, комбинированных схем лечения и проводимых испытаний у Зуброда крепли опасения, что из-за столкновения интересов разные медицинские организации начнут воевать за пациентов и протоколы лечения, вместо того чтобы консолидированно бороться с раком. Бурченал в Нью-Йорке, Фарбер в Бостоне, Холланд в Онкологическом институте Розвелла Парка и два Эмиля в НИО горели желанием испытывать всё и как можно скорее. Острый лимфобластный лейкоз – заболевание редкое, поэтому каждый пациент был драгоценным исследовательским материалом. Во избежание конфликтов Зуброд предложил создать “консорциум”, члены которого делились бы друг с другом пациентами, испытаниями, полученными данными и просто знаниями[298]
.Это предложение кардинально изменило положение дел в онкологии. “Зубродова модель единой оперативной группы оживила исследования рака, – вспоминает Роберт Мейер, впоследствии возглавивший одну из таких групп. – Впервые в истории академические онкологи ощутили себя частью сообщества. Специалист по онкозаболеваниям перестал быть этаким отщепенцем, отравителем из больничных подвалов”[299]
. Первая встреча такой рабочей группы под предводительством Фарбера прошла с огромным успехом. Исследователи решили как можно скорее запустить серию совместных, по общим протоколам, испытаний.Зуброд занялся разработкой регламента испытаний. По его мнению, клинические исследования в онкологии велись крайне беспорядочно. Но онкологи, как никто другой, нуждались в самых объективных, беспристрастных и безукоризненных испытаниях, и почерпнуть соответствующие знания они могли только в истории приручения антибиотиков.