В течение всей первой недели он был лишен элементарной свободы. Быть может, его враги боялись, чтобы он случайно не узнал кого-нибудь из Волков, которых приходилось ему видеть раньше?
Но воспоминания Жака о прошлом были так неясны, сбивчивы, черты бандитов, которых случалось ему видеть лишь изредка, так смутно запечатлелись в его памяти, что это опасение было излишним.
Да, наконец, какую он мог представлять угрозу? Разве он не был в полной власти своих врагов? Разве мог он сопротивляться?
Потому уже ему позволено было выходить на палубу.
Но Жак и не думал обижаться на подобное обращение с ним. Разве он не был осужден? Какое право имел он выражать свое неудовольствие, он, обязанный жизнью таинственной покровительнице, которой он поклялся в покорности и преданности? Его, правда, удивляли некоторые подробности жизни на этом странном корабле, но он приписывал их особенностям морского ремесла. Но все же кое-что настораживало.
Напрасно пытался он расспросить окружающих о цели путешествия и о роли, ему предназначенной. Никто не отвечал ни слова.
Казалось, он был окружен каким-то заколдованным кругом, который никто не осмеливался или не хотел переступить.
Но Жак скоро заметил, что не один он терпел подобное обращение.
Эксюпер все время проводил на палубе, в кормовой ее части, углубившись в чтение или занятый своими мыслями, и никогда ни одно слово не было произнесено между ним и матросами. Это вынужденное одиночество должно было сблизить обоих и только их взаимная застенчивость отдалила на время разговор, уже приведенный нами и имевший такую странную развязку.
Кроме того, сближению их помогла одна и та же мысль, разом пришедшая в голову обоим пленникам. Хотя им и запрещалось ходить на носовую часть палубы, все же они были свидетелями ужасной пытки, которой были подвергнуты оба несчастные, привязанные к брашпилю.
Их сострадательные души были возмущены при виде этого варварства, о причинах которого они не догадывались. Они слышали стоны несчастных, видели, как страшно узлы канатов резали им плечи.
Жак решился вступиться за них. С этой целью он и обратился к Эксюперу, лицо которого, несмотря на свою странность, внушало ему полнейшее доверие.
Читатели знают уже, что из этого вышло. И вот Жак снова оказался заключенным в своей каюте, где принялся размышлять об этом странном сближении беглого каторжника с осужденным на смерть. Что за люди окружали его?
А в то время как он терялся в лабиринте загадок, вот что происходило на палубе.
После ухода Жака тотчас же три человека вышли на палубу и послали за тем, кто исполнял обязанности капитана.
Двое из этих троих уже нам знакомы. Это были Бискар и Маладретт. Третий, известный под именем Жана-Хромого, занимал высокий ранг в иерархии бандитов.
— Что, ваши прогнозы сбываются? — коротко спросил Бискар капитана.
— Да.
— Так вы ожидаете шторм?
— Более того, это может быть один из тех ураганов, против которых бывает порой бессильно все мореходное искусство. Менее чем через час кораблю придется выдерживать ужасную борьбу с разъяренной стихией.
С минуту длилось молчание.
Взоры всех четырех собеседников обратились к небу. Солнце полностью скрылось. Густые черные тучи заволокли все небо, не пропуская ни одного луча света. Вдали слышался какой-то глухой, неопределенный шум, что-то вроде отдаленных раскатов грома. Воздух был нестерпимо жаркий, тяжелый и удушливый.
— Вы ручаетесь за судно? — спросил Бискар.
Капитан молчал. Лицо его как бы подернулось судорогой.
— Почему вы молчите?
— Вы позволите мне откровенно высказать свою мысль?
— Да.
— Вот что, я отвечаю за все, если только буду уверен в своем экипаже.
— А разве вы в нем сомневаетесь? Неужели вы заметили дух неповиновения в матросах? В таком случае назовите мне виновных, и обещаю вам должным образом наказать их, если бы даже мне пришлось собственноручно убить этих негодяев.
Капитан вместо ответа указал на нос корабля.
— Посмотрите сами, не замечаете ли вы, что все эти люди, еще не зная об ожидающей их опасности, уже выглядят грустными и унылыми?
— Отчего это?
— Оттого, — ответил тот, повышая голос, — что вы, желая наказать двух виновных, подвергаете весь остальной экипаж пытке, почти равной той, которая происходит теперь у них на глазах!
Молния гнева сверкнула в глазах Бискара.
— Что это значит? — грубо спросил он.
Тот, к кому он обращался, нынешний сообщник бандитов, некогда носил честное, незапятнанное имя и пользовался уважением в обществе.
Безрассудная любовь и страсть к игре довели его до преступления и толкнули на путь порока.
Но и в этом человеке, как и во всех окружавших его злодеях, не совсем еще угасло чувство человеколюбия.
— Предводитель, — отвечал он, — вы никогда не были на бойне?
— Вы смеетесь надо мной? — проговорил Бискар, сердито нахмурив брови.