Царь Зла

Она была уверена, что этот изверг, разумеется, не откажет себе в удовольствии истерзать ее сердце тоской и горем и, конечно же, сообщит, что ее сын снова попал в руки врагов, что он уже убил ее дорогое, ненаглядное дитя.

Но от Бискара не было известий. Он словно в воду канул. Узнали только, каким образом этот негодяй в последнюю минуту узнал об обстоятельствах, проливших новый свет на дело Жака, после чего с невероятной быстротой принял меры к похищению несчастного юноши.

В перегородке, которой обнесена была спальня маркизы, открыли существование потайного уголка, где отлично мог спрятаться человек. В тот самый день, когда похитили Жака, один из лакеев, недавно поступивший на службу, скрылся из дома, и с тех пор не было о нем никаких известий. Очевидно, что он был сообщником Волков.

С каких пор Бискар шпионил за каждым шагом Марии де Фаверей? С каких пор был он невидимым свидетелем ужасных страданий, терзавших сердце несчастной матери? Когда начал он считать ее стоны и рыдания? Мысль эта была ужасна.

Маркиза боялась, что сойдет с ума. Теперь целыми днями молча бродила она по огромному, печальному дому, где теперь царило отчаяние. Или же сидела, устремив унылый взгляд на стену, ожидая, что вот-вот промелькнет в тени какой-нибудь ужасный призрак.

Никто не смел нарушать ее уединения. Маркиз де Фаверей пытался было утешить эту доведенную до отчаяния душу, но, видя бессилие своих советов и увещеваний, тоже отступился.

Временами Мария призывала к себе Люси и Полину. Но присутствие девушек только усиливало ее печаль.

Мужество ее, очевидно, сломилось под жестокими ударами судьбы. С каждым днем становилась она все бледнее и слабее. Медленным, но верным шагом приближалась она к могиле.

И если бы кто мог присутствовать при том, когда распростертая на полу перед портретом Жака де Котбеля, она по нескольку часов оставалась бесчувственной и неподвижной, то услышал бы, как она шептала:

— Боже! Как долго не приходит смерть!

Временами она хваталась за грудь, как бы желая унять боль, сжимавшую ее сердце.

Однажды вечером она созвала к себе всех тех, кто знал ее, всех тех, кто ее любил. Арман, Арчибальд, Марсиаль, даже сэр Лионель явились на ее зов. Вместе с ними пришел и маркиз де Фаверей. Мария приняла их в той самой молельной, где узнала она о существовании своего сына, где пропала ее последняя надежда.

Вся в черном, бледная как привидение, полулежала она в кресле. У ног ее плакали Люси и Полина.

При входе членов «Клуба Мертвых», Мария в знак приветствия кивнула им головой, и движением своей исхудалой руки пригласила их сесть.

Некоторое время длилось молчание.

Все с невыразимой грустью смотрели на несчастную маркизу. У каждого сердце разрывалось на части при виде той ужасной перемены, которую произвело горе в этой, недавно еще такой бодрой, поразительно красивой женщине. Прекрасное лицо ее страшно похудело, осунулось, она походила теперь на статую скорби.

Большие впалые глаза ее сверкали лихорадочным блеском, а побледневшие губы носили уже на себе печать смерти.

— Друзья мои, — произнесла она слабым, едва слышным голосом, — благодарю вас за то, что вы пришли. Я в вас не сомневалась. Я хорошо знала, что вы меня не оставите.

Она осмотрелась кругом.

— Однако, — продолжала она, — я не вижу здесь братьев Мартен.

— Я не мог передать им ваше приглашение, — отвечал Арман. — Уже несколько дней, как братья Правый и Левый оставили Париж.

— Не известив никого из нас о своем отъезде, — добавил Арчибальд. — Удивительно, как могли они до такой степени пренебречь уставом нашего Клуба!

— Не обвиняйте их, — сказала маркиза, — это честные, благородные люди.

— Их-то я и сам, пожалуй, готов бы извинить, — отвечал Арчибальд, — но никак не могу сделать этого в отношении тех двух негодяев, которых я вторично спас и приютил у себя!

— Этих двух сообщников «Парижских Волков»?

— Да, да. Признаюсь, я и сам теперь сомневаюсь в их правдивости. Они опять сбежали из моего дома!

— Странно, — пробормотал Арман. — Когда же это произошло?

— В ночь, со среды на четверг

— А сегодня понедельник.

Он не закончил свою мысль. Он сопоставлял. В эту самую ночь братья покинули Париж.

— Арман, я хотела посоветоваться с вами здесь, при всех. Скажите мне прямо, не скрывая правды, должна ли я еще жить, или жизненные силы уже угасли во мне?

Все содрогнулись.

Арман подошел к маркизе и, нежно взяв за руку, пристально заглянул ей в глаза.

— Маркиза, — сказал он, — если наука — не пустое слово, то ваши друзья могут успокоиться. Слабость ваша — вещь поправимая. Она вызвана ужасными потрясениями, расстроившими ваш организм. Но если вы только захотите, то сможете стряхнуть ее с себя и снова будете готовы возобновить борьбу, даю вам слово!

Все легко вздохнули при этих словах.

Маркиза недоверчиво покачала головой.

— Хотя я и верю в науку, — отвечала она, — в особенности, если тайны ее открыты такому человеку, как вы, Арман, однако есть душевные раны, которые она исцелить не в силах. Я должна умереть. Я это знаю. Я это чувствую.