Однако и в данном случае вину цензурного оглушения России невозможно всецело возлагать на Павла, но справедливость требует разложить это бремя и на другие плечи. Вспомним расправу Екатерины с Новиковым и Радищевым; вспомним, что при Александре, по словам Булгарина, цензура русская была «строже даже папской», и под конец его царствования литература стала рукописной; вспомним николаевский грозный «бутурлинский» комитет; вспомним «либерального» министра шестидесятых годов Валуева, который, дав «свободу печати», принялся истреблять её на оба крыла, начав И. С. Аксаковым и М. Н. Катковым; вспомним недавних «начальников печати» — гг. Лонгинова, Феоктистова и Соловьёва...
Во всяком случае, в том комплексе причин, которые обострили недовольство Павлом, свою роль сыграла и «борьба с книгой» этого императора.
Нам остаётся рассмотреть ещё один вопрос: играли ли и какую именно роль в цареубийстве 11 марта 1801 года английская интрига и английское золото? В своём последнем труде Е. С. Шумигорский отвечает на этот вопрос так: «...в Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успеху заговора деньгами», «документальных данных отыскать нельзя», «участие Англии в заговоре — вопрос пока открытый, хотя, несомненно, интересы её и заговорщиков были в данном случае тождественны». Питт, стоявший тогда во главе английского министерства, никогда не отказывал в субсидиях на выгодные для Англии дела на континенте, а Наполеон, имевший бесспорно хорошие сведения, успех заговора на жизнь императора Павла прямо объяснял действием английского золота.
Если на прямой вопрос о роли английских агентов в заговоре не может быть точного ответа (недаром же Кочубей писал Воронцову: «...если вам нужно сообщить мне что-нибудь тайно, то пользуйтесь английскими курьерами и пишите лимонным соком» (Архив князя Воронцова, XVIII, с. 202-205. Цитата Брикнера), то постараемся осветить другой вопрос: какое значение собственно для Англии и для европейской политики вообще имело цареубийство 11 марта 1801 года?
Граф Воронцов писал, что «образ действий Павла относительно других государей и государств доказывает, что дух его помрачён». Другие современники пишут о непостижимых переменах во внешней политике, которые якобы проистекали из свойств душевной неуравновешенности Павла. На самом деле Павел не изобретал собственной внешней политики. Сначала он примкнул к коалиции, созданной Уильямом Питтом, затем, разочаровавшись в этой системе, служившей лишь своекорыстным расчётам Англии и Австрии, принял систему, о которой мечтала и Екатерина Великая. Павел только раз переменил свою внешнюю политику. И когда он переменил её? После Маренго и Люневильского мира, то есть когда весь мир её переменил и когда коалиция — ухищрённое создание дипломатического гения Питта — сама собой рушилась. Можно кратко характеризовать политику Павла: в борьбе Питта с Бонапартом Павел сначала стал на сторону Питта, потом Бонапарта.
Вступая в коалицию, Павел увлекался рыцарской мыслью восстановления потрясённых тронов; но имелись и положительные цели; политический результат был тот, что народы увидели русских в Италии, Швейцарии и Германии, решающих судьбы Европы. Первенствуя в коалиции, решая судьбы Центральной и Южной Европы, Павел возносил престиж России на недосягаемую высоту. Если он шёл сначала об руку с Англией, то во имя политического и национального влияния своей империи.
Самое гроссмейстерство Павла имело практическую сторону: обосноваться твёрдо на Мальте и иметь в Средиземном море опорный и питательный пункт. В инструкциях, данных Питтом посланнику Англии, значилось, что лорд Уитворд должен ласкать реализацию идей, которые грезятся рыцарскому воображению Павла, как-то: восстановление древних тронов, возвращение Бурбонов во Францию и даже мальтийское гроссмейстерство. Но в то же время Уитворд добивался весьма существенных ближайших выгод, а именно коммерческого преимущества в Балтийском море; большая часть денежных субсидий сама собой возвращалась с барышом, ибо на занятые у Англии деньги русская и австрийская армии снабжались Англией же оружием и обмундированием. Поставки брала Англия. Мало того, вступив в коалицию против Французской республики, Павел объявил войну Испании и наложил секвестр на все испанские корабли в русских портах. Это было весьма выгодно Англии, так как ослабление Испании позволяло ей наложить руку на испанские колонии.