Цареубийство 11 марта 1801 года

Другие отряды требовали, чтобы граф Пален стал во главе их. Когда им сказали, что они найдут его на площади перед дворцом, они ответили: «Извольте», и двинулись вперёд. Казармы гвардейского полка великого князя Александра Павловича[235] были самые отдалённые; тем не менее он прибыл первым на площадь, а полк императора[236] [237] — последним, хотя его казармы были ближе всех, на Миллионной. Третий батальон (полка) великого князя был в карауле во дворце, как я это слышал от самого командовавшего караулом офицера; поэтому великий князь и воскликнул потом с горестью: «Всё взвалят на меня!» Батальон Милорадовича^5, который граф Пален хотел главным образом употребить в дело, пришёл слишком поздно, потому будто, что ему далеко было идти и что часы шли различно. Собственно говоря, Пален мог рассчитывать только на 200 человек из батальона Талызина, и с ними-то он исполнил переворот. Их усердие, как говорят, зашло так далеко, что они хотели стрелять в окна государя[238].

Кроме обыкновенного караула, во дворце стояло ещё во всякое время, в особой зале, до 30 человек из полка императора. На них полагался наиболее Павел, но и они или были завлечены, или потеряли голову. Несколько человек были поспешно сняты; при словах «рунд кругом» старый часовой сходил без всяких формальностей, а новый вступал на его место. Пароль в этот вечер был: «граф Пален»[239].

Когда все заговорщики собрались на площади, они ещё начали между собой рассуждать, следует ли убить императора, или только принудить его к подписанию акта отречения от престола. «Что тут толковать, — вскричал граф Пален, — чтобы сварить яичницу, нужно сперва разбить яйца!» Как ни сурово звучали эти слова, как ни бесчувственна была подобная острота в эту минуту, но Пален был прав в том отношении, что необходимо было или совершенно покончить это дело, или совершенно от него отказаться, ибо, если бы государь был только арестован, неминуемо вспыхнула бы кровопролитная междоусобная война[240].

Может статься, что это последнее совещание заговорщиков происходило ещё раньше, потому что, по рассказу генерала Беннигсена, они условились с графом, что он будет их ожидать у малых ворот[241], под которыми была лестница, приводившая к комнатам императора. Они его там не нашли, потому что он был занят войсками. Это породило недоверие к нему; но уж нечего было мешкать. Флигель-адъютант Аргамаков вызвался их провести. Этот грубый человек, Яшвиль и Николай Зубов были очень пьяны. Они взошли по маленькой лестнице[242], перед которой стоял один только часовой, не оказавший никакого сопротивления.

Замечательно, что, пока шли по этой лестнице, из сорока, по-видимому, решительных людей более тридцати пали духом и один за другим оставались позади, так что вначале не более восьми человек дошли до запертой двери у первой передней; остальные с робостью и мало-помалу присоединились к ним впоследствии. Сам князь Зубов сильно дрожал. Генерал Беннигсен должен был ему напомнить, что теперь уже не время дрожать.

В передней спали два хорошо вооружённых камер-гусара. Заговорщики постучались в дверь. На вопрос: «Что такое?» флигель-адъютант отвечал: «Пожар!»

А так как о подобных случаях он обязан был докладывать государю даже ночью, то гусары, хорошо знавшие его голос, не задумались отворить дверь. Когда же они увидели, что проникает целая толпа, они схватились за свои сабли и хотели защищаться. Один из них был поражён сабельным ударом, нанесённым ему Яшвилем, и упал наземь; другой с обнажённой саблей побежал в соседнюю переднюю, где спало несколько фельдъегерей, и стал кричать: «Бунт!»[243]

Заговорщики тем временем подошли к спальне императора. Это была большая комната, имевшая один только вход и выход[244]; другая дверь, которая вела в парадные комнаты императрицы и через которую, по мнению многих, он мог бы спастись, была, как я сам в том убедился за несколько дней до происшествия, крепко заперта, потому что оставалась без употребления. Дверь, через которую входили в комнату Павла, была двойная; внутри её направо и налево[245] сделаны были другие маленькие двери, за которыми были: с правой стороны небольшое пространство без выхода, в которое ставили знамёна или, как некоторые уверяют, шпаги арестованных офицеров; а с левой стороны потайная лестница (escalier derobe), по которой можно было сойти в комнаты княгини Гагариной и оттуда пройти в церковь. Если бы Павел вышел через эту дверь или ещё имел бы возможность через неё выйти, то, разумеется, можно полагать, что он спасся бы.

Но для того, чтобы оставить потайную лестницу в своём распоряжении, ему надлежало не отворять внешней двери. Между тем шум в передней уже разбудил его; несколько раз он спрашивал: кто там? Наконец вскочил с постели и, услышав голос своего адъютанта, сам отворил дверь свои убийцам[246].