Цареубийство 11 марта 1801 года

До сих пор императрица не была осведомлена, в чью пользу была произведена революция. Ей сообщили, кому было поручено командование дворцовыми войсками. Когда она узнала, что командование поручено мне, она приказала мне явиться к ней. Я уже осведомился о приказаниях императора, который велел мне передать, чтобы я отправился к ней и посоветовал, попросил её от его имени покинуть Михайловский замок и ехать в Зимний дворец, где ей будет сообщено всё, что она пожелает узнать. Вследствие этого я отправился в апартаменты великих княгинь, где находилась императрица. Увидав меня, её величество спросила, мне ли поручено командовать здешними войсками. На мой утвердительный ответ она осведомилась с большой кротостью и спокойствием душевным: «Значит, арестована?» Я отвечал: «Совсем нет, возможно ли это?» — «Но меня не выпускают, все двери на запоре». Ответ: «Ваше величество, это объясняется лишь необходимостью принять некоторые меры предосторожности для безопасности императорской фамилии, здесь находящейся, или тем, что могут ещё случиться беспорядки вокруг замка». Вопрос: «Следовательно, мне угрожает опасность?» Ответ: «Всё спокойно, ваше величество, и все мы находимся здесь, чтобы охранять особу вашего величества».

Тут я хотел воспользоваться минутой молчания, чтобы исполнить данное мне поручение. Я обратился к императрице со словами: «Император Александр поручил мне...» Но её величество прервала меня словами: «Император! император! Александр! Но кто провозгласил его императором?» Ответ: «Голос народа!» — «Ах! я не признаю его, — понизив голос, сказала она, — прежде чем он не отдаст мне отчёта о своём поведении». Потом, подойдя ко мне, её величество взяла меня за руку, подвела к дверям и проговорила твёрдым голосом: «Велите отворить двери: я желаю видеть тело моего супруга! — и прибавила: — Я посмотрю, как вы меня слушаетесь!»

Тщетно я склонял её к умеренности, говоря ей об её обязанностях по отношению к народу, обязанностях, которые должны побуждать её успокоиться, тем более что после подобного события следует всячески избегать всякого шума. Я сказал ей, что до сих пор всё спокойно как в замке, так и во всём городе; что надеются на сохранение этого порядка и что я убеждён, что её величество сама желает тому способствовать. Я боялся, что если императрица выйдет, то её крики могут подействовать на дух солдат, как я уже говорил, весьма привязанных к покойному императору. На все эти представления она погрозила мне пальцем, со следующими словами, произнесёнными довольно тихо: «О, я вас заставлю раскаяться». Смысл этих слов не ускользнул от меня. Минута молчания и, быть может, размышления вызвали несколько слёз. Я надеялся воспользоваться этой минутой растроганности. Я заговорил опять, стал побуждать её к умеренности и уговаривать покинуть Михайловский дворец и ехать в Зимний. Здесь молодая императрица поддержала мой совет с той кротостью и мягкостью, которые были так свойственны этой великой княгине, любимой всеми, кто имел счастье знать её, и обожаемой всей нацией. Императрица-мать не одобрила этого шага и, обернувшись к невестке, отвечала ей довольно строгим тоном: «Что вы мне говорите? Не мне повиноваться! Идите, повинуйтесь сами, если хотите!»

Это раздражение усиливалось с минуты на минуту. Она объявила мне решительно, что не выйдет из дворца, не увидав тела своего супруга. Я тайком послал офицера к новому государю, чтобы испросить его приказаний на этот счёт. Он велел мне ответить, что если это может обойтись без всякого шума, то я должен сопровождать императрицу в комнату, где стояло тело императора. Тем временем я пригласил графа Палена прибыть на минуту во дворец, в виду того, что он имеет счастье быть более знакомым императрице. В ту минуту, как она увидала его, она спросила: «Что здесь произошло?» Граф отвечал со своим обычным хладнокровием: «То, что давно можно было предвидеть».

Вопрос: «Кто же зачинщики этого дела?»

Ответ: «Много лиц из различных классов общества».

Вопрос: «Но как могло это совершиться помимо вас, занимающего пост военного губернатора?»

Ответ: «Я прекрасно знал обо всём и поддался этому, как и другие, во избежание более великих несчастий, которые могли бы подвергнуть опасности всю императорскую фамилию». Он прибавил несколько добрых советов и затем удалился.

Всё это не могло успокоить раздражения императрицы. Она несколько раз брала меня за руку и подводила к дверям, говоря: «Приказываю вам пропустить меня!» Я отвечал неизменно с величайшей почтительностью, но твёрдо, что не в моей власти повиноваться ей, пока я вижу её такой взволнованной, и что только под одним условием я мог бы исполнить её волю. «Какое же это условие?» — спросила она. «Чтобы ваше величество соблаговолили успокоиться». Эти слова навлекли на меня новую немилость. Её величество сказала мне: «Не вам предписывать мне условия! Ваше дело повиноваться мне! Прежде всего велите отпереть двери».