Полицейское донесение об инциденте в московском ресторане «Яр» О. Платонов объявляет сфальсифицированным по заданию жандармского генерала Джунковского, который доложил о нем царю не потому, что был
Великий князь Николаша был более твердым орешком, но когда победные реляции с фронта сменились известиями о беспорядочном отступлении, Распутин и Александра Федоровна поняли, что пробил час рассчитаться и с ним.
Государыня стала внушать августейшему супругу, что во фронтовых неудачах виноват Верховный. И все потому, что он — враг «нашего Друга» и друг «наших врагов». Это «подтвердилось» тем, что когда пала Варшава и германские войска подступили к городу Слониму, а вблизи, в Жировицком монастыре, томился на положении узника епископ Гермоген, то великий князь отправил его в Москву, да еще подчеркнул свое почтение к его сану, выделив для переезда два отдельных вагона. «Папе» этот эпизод был поднесен как заигрывание с оппозиционными кругами, осуждавшими опалу популярного епископа. А дальше пошли разговоры о нелояльности великого князя, о подготовке им дворцового переворота. Кем-то, в провокационных целях, были отпечатаны тысячи экземпляров портрета главнокомандующего с подписью «Николай III».
Имея под рукой многомиллионное войско, Верховный мог сковырнуть императора одним движением пальца! Требовалось срочно лишить его такой возможности. Но кого поставить на его место? Любой генерал на посту главнокомандующего будет столь же опасен! Словом, «папа» позволил «маме» и ее (их!) духовному руководителю убедить себя, что у него нет иного выхода, как взвалить на свои плечи еще и эту ношу!
Когда решение государя — еще не объявленное стране, но уже бесповоротное — было сообщено на заседании Совета министров, оно вызвало бурю эмоций. Министры не ждали столь радикальной перемены. Они добивались удаления только начальника штаба Янушкевича, надеясь, что на месте заносчивого и бездарного генерала появится такой, с которым можно работать, а великий князь Николаша в роли главнокомандующего их устраивал.
Военный министр Поливанов назвал решение государя «непоправимым бедствием». С ним согласились другие министры, имевшие собственный голос. Благодаря тому, что царю пришлось вслед за Сухомлиновым отстранить еще нескольких наиболее одиозных министров — Щегловитова, Маклакова, Саблера (обер-прокурора Синода), — в правительстве появились независимые голоса (увы, ненадолго!). Новые министры понимали, хотя об этом не говорилось прямо, что роковое решение государя вызвано влиянием «темных сил».
Премьер Горемыкин предупреждал, «что любая попытка переубедить государя будет безуспешной: „Сейчас же, когда на фронте почти катастрофа, его величество считает священной обязанностью русского царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть. При таких чисто мистических настроениях вы никакими доводами не уговорите государя отказаться от задуманного им шага. Повторяю, в данном решении не играют никакой роли ни интриги, ни чьи-нибудь [Распутина!] влияния“»[255]
.Но для министров не было секретом, что сам Горемыкин — креатура Распутина, и ни на что, кроме угодничания перед теми, кто выше и сильнее его, он не способен.
Некоторые министры на ближайших верноподданнических докладах пытались воздействовать на самого царя, но наталкивались на упрямое молчание. Тогда они, по словам Каткова, «сделали нечто неслыханное: подписали коллективное письмо, в котором еще раз умоляли государя не совершать этот ужасный шаг, угрожающий царю и династии»[256]
.«Отчаянные попытки министров» Катков считает непонятными, но они более, чем понятны. Великий князь Николай Николаевич, как кадровый военный высокого ранга, разбирался в своем деле лучше, чем государь, так что принятие императором верховного командования не сулило фронту ничего хорошего. Ответственность же за новые поражения ложилась непосредственно на государя, то есть каждая военная неудача становилась прямым ударом по престижу его власти, и без того крайне шаткой. А, главное, занимаясь фронтом, государь должен будет меньше внимания уделять тылу, а это вело к еще большему вмешательству царицы и ее «старца».
Сформировавшийся в Думе «Прогрессивный блок» согласился поддержать правительство, но поставил условие: оно должно состоять из лиц, «пользующихся доверием общества». Речь шла не о подотчетности правительства Думе, а только о том, чтобы к власти были призваны люди, известные стране и чем-то себя зарекомендовавшие.