Возвращаясь из поискового рейда к глубоким шахтам, Юровский упал с лошади и расшибся. Падение будто вышибло из него ту неуемно-судорожную энергию, которая толкала на действие всю команду палачей в обе тяжкие ночи. И, обессиленный, он решил похоронить останки, никуда не уезжая, там же, возле коптяковской шахты. Где-нибудь зарыть. Там их обязательно нашел бы Соколов! Но на месте действия возник случайно прошедший через красноармейское оцепление крестьянин, о котором свидетель Божков помянул, рассказывая следствию про Ермакова. Помните? «Мой тесть»… Расстрелять мужика, видимо, не захотели: все ж таки даже Ермаков не решился расстрелять знакомого только за то, что тот зашел в лес в неположенном месте. Даже у него духу нехватило.
И пришлось Юровскому возвращаться за грузовиком. Дорога от Коптяков в направлении «глубоких шахт» была ужасной; чтобы пробиться, они мостили ее шпалами и тесом, взятыми в одном из придорожных крестьянских дворов, но, застряв-таки в логу, вдруг выдохлись. Сил не осталось. Даже на то, чтобы сжечь трупы (туг у Юровского неясное место в описании, кто-то в чем-то его подвел…) Вырыли они под уже разведенным новым костром, на котором пытались уничтожить останки цесаревича, еще одну яму, прямо тут же на дороге. Сложили трупы, размозжили для неузнаваемости лица убитых прикладами, поставили на тела сверху сосуды с серной кислотой, разбили их выстрелами из винтовок в упор, дабы кислота залила трупы, «чтобы предотвратить смрад от разложения – яма была неглубока», как объяснил в «Записке» Юровский; потом забросали ее землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали по тайному месту на дороге на грузовике. Возникла шинная колея через могилу. «Секрет был сохранен вполне, этого места погребения белые не нашли».
…Непонятны возгласы сомнения, которыми многие в наше время встретили открытие могилы Гелием Рябовым. Все данные из «Записки» Юровского, которой Рябов руководствовался в поиске, согласуются с той информацией, что удалось обнаружить следствию. На страницах 394—396 «посевского» тома документов под номерами 230—232 напечатаны протоколы допросов линейного сторожа будки No210 Якова Лобухина и его сына о том, как проезжал грузовик с четырьмя людьми в солдатской одежде, с винтовками, и одним штатским (вспомните, по словам Юровского, похоронная группа насчитывала пять человек), как потребовали они ведро воды, охладить мотор, «баба моя на стук осердилась и сказала, что он нас напугал, он на нее за это осерчал и говорит: «Вы тут, как господа, спите, а мы всю ночь маемся. У нас тут автомобиль согрелся. На первый раз простим, а в другой раз так не делайте»… В последний самый день, уже вечером, от Коптяков прошел автомобиль. Прошел он через переезд и пошел прямо через лог, а не времянкой, как другие автомобили… Этот автомобиль в логу и засел, в топком месте. Должно быть, вода им для него понадобилась… За ночь они там целый мостик выстроили. Из шпал и тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес назад взял, и там одни шпалы остались.»
Соколов рассуждал профессионально: у преступников был почерк, и место могилы нужно искать, исходя из знания почерка преступной группы. Если останки великого князя Михаила и Джонсона сожгли, если Константиновичей и Михайловичей сбросили в шахту, то в Екатеринбурге трупы нужно искать либо в местах, где найдены следы кострищ, либо в шахтах. И он был прав. Как мы знаем, как раз либо то, либо другое и планировали совершить Юровский с командой. Но цепь случайностей вывела коменданта из неизбежной для него иначе колеи событий – падение с лошади, чье-то дезертирство, появление в лесу знакомого Ермакова, неизвестность дороги к «глубоким шахтам», в результате чего они вместо дороги-времянки поехали логом и там застряли – все это настолько вымотало и обессилило Юровского, что он махнул рукой на «утвержденный» план и закопал трупы в первом подвернувшемся на дороге месте, прямо в логу. И неожиданным актом нарушил почерк группы, сбивши следователя со следа…
Два замечания по ходу сюжета.
Первое: пытаясь объяснить ошибку следователя, Рябов в одном из интервью выдвинул такую гипотезу: человеку консервативных воззрений, Соколову, не могло придти в голову, что трупы можно раздеть и голыми хоронить прямо на проселке. Потому он и не проверил место, отысканное его помощниками… Но на самом-то деле монархисты ждали от большевиков любого надругательства над телами, так что это объяснение ошибок следствия не выглядит убедительным. Дитерихс, скажем, верил, что Голощекин отделил от трупов головы Романовых и в заспиртованных банках привез их в Свердлову в качестве отчетного документа. Публицист Брешко-Брешковский при жизни Соколова повествовал, как Юровский (а не Голощекин! Снова – что тот еврей, что этот…) обижался: «Каких доказательств вы еще можете требовать! Вот Его Величество, вот Ее Величество», – и Юровский опустил головы до земли», а члены Совнаркома, привыкшие к показухе, недоверчиво их разглядывали.