Цареубийца. Маузер Ермакова

Однако помимо указанного источника, Быковым, безусловно, были использованы сведения из упомянутых уже воспоминаний И.Я. Коганицкого, опубликованные также в 1922 г. (см. примечание 71).

Говоря о «братьях Раевских», нельзя не рассказать несколько подробнее об одной из попыток спасения Царской Семьи, превратившейся в жалкий фарс благодаря неумелой организации всего дела и абсолютной непригодности к исполнению такового некоторых заинтересованных в нем лиц.

В своих воспоминаниях К. Соколов рассказывал о том, что, находясь в Москве в начале декабря 1917 г., он пожелал вступить в одну из подпольных офицерских организаций, возглавляемых «одним генералом». Вскоре К. Соколов был приглашен на одну из встреч, состоявшуюся в квартире «присяжного поверенного П.», где он был представлен епископу Камчатскому Нестору. Вот как описывает эту встречу сам К. Соколов:

«В назначенный час я звонил в квартиру П. Впустил меня сам хозяин и попросил обождать в кабинете. (…) Минут через 15 дверь отворилась, и я увидел высокого красивого священника и за ним П. Священник оказался епископом Камчатским Нестором. Благословив меня, он вышел.

Мы сели. Задав несколько вопросов о моей биографии, П. замолчал. Так прошло несколько секунд. Затем он поднялся и сказал: “Надо спасти Царя, медлить нельзя; он в опасности”. (…)

Я отвечал, что готов сделать все, что от меня потребуется.

П. волнуясь начал говорить, перескакивая с одного предмета на другой: об опасности, угрожающей Государю, о необходимости восстановления монархии, о войне, о подборе для выполнения задачи надежных людей» ( Соколов К. Попытка освобождения Царской семьи, декабрь 1917 г. – февраль 1918 г. // Архив Русской революции. Т. ХVII. С. 281).

В качестве первого задания «присяжный поверенный П.» предложил К. Соколову съездить в один из монастырей, где, встретившись с председателем Союза Хоругвиеносцев, передать ему тюк с прокламациями, призывающими к организации ячеек, необходимых для созыва Всероссийского Земского Собора. Помимо этого, К. Соколов был проинформирован в том, что в стенах этого монастыря находится 300 офицеров и еще 100 – из числа выздоравливающих, среди которых ему предстояло отобрать кандидатов для задуманного ими предприятия. Прибыв на место, К. Соколов выяснил, что упоминаемые 300 офицеров там отсутствовали вовсе, а число выздоравливающих сводилось к семи калекам, из коих наиболее боеспособным являлся лишь один из них, потерявший руку.

Вернувшись в Москву, К. Соколов доложил «П» о своих наблюдениях, в которых указал на его неосведомленность. В свою очередь, «П» не обратил на это никакого внимания и перевел тему дальнейшего разговора на Ротмистра «М.С.Л.», хорошо знакомого К. Соколову. В ходе последующих встреч с этим человеком К. Соколов смог познакомиться с ним поближе и составить о нем более определенное мнение. Характеризуя его, Соколов особо подчеркивал, что «П» был «сам буквально соткан из нервов. Дальнейшие частые свидания позволили мне ближе познакомиться с П. Нервный, большой фантазер, но искренний и фанатик. Особенно меня поразило то, что он верил в успех нашего предприятия, потому что ему предсказал, что все удастся, старец Зосима. На меня предсказывания неизвестного Зосимы не произвели никакого впечатления, и я бы совсем перестал верить “П” и в возможность нашей задачи, если бы не епископ Нестор, который часто присутствовал при наших беседах и своими редкими, всегда дельными замечаниями показывал себя как человек большого ума. Он был с нами, и я был спокоен» ( Соколов К. Указ. соч. С. 281–282).

31 декабря 1917 г. «П», наконец, объявил, чтобы они были готовы: прибыл курьер из Тобольска и наконец-то назначен их непосредственный руководитель. И с тем и с другим Соколов познакомился через два дня (2/15.1.1917), прибыв в назначенный срок в один из лазаретов, расположенных на Яузском бульваре. Вместе с ним по указанному «П» адресу прибыли еще два его сослуживца – поручики «М» и «Г». Очутившись в одной из пустых палат, упомянутые выше лица встретились с «П», епископом Нестором и неизвестным полковником, грудь которого украшали ордена Св. Георгия и Почетного Легиона. Неизвестный Георгиевский Кавалер оказался командиром одного из пехотных полков полковником «Н.», который был представлен прибывшим как их будущий начальник. Вскоре к месту назначенной встречи прибыл и курьер, оказавшийся Лейб-Гвардии Московского полка Поручиком Раевским, который, со слов К. Соколова, был еще «совсем мальчик».

Поручик Раевский доложил собравшимся о том, что он и его брат были отправлены в Тобольск еще за два-три месяца до большевистского переворота и действовали там по поручению В.М. Пуришкевича. С его слов получалось, что буквально весь город проникнут промонархическими настроениями и что в нем имеются достаточно сильные организации, способные оказать реальную помощь в похищении Царской Семьи. Далее Поручик Раевский посвятил присутствующих в свой план, согласно которому похищение Царской Семьи предполагалось произвести во время ее выхода в храм. Не согласившись с доводами Раевского, полковник «Н» предложил свой план действий, согласно которому:

«В первую голову в Тобольск должны отправиться шт. р. Соколов и поручики М. и Г., и с ними – Р. Общая задача: наблюдение, вхождение в связь с местными монархическими организациями, выяснение их численности и боеспособности. В отдельности: шт. р. Соколову – разведка дома Государя, численность охраны, расположение ее постов. Поручику М. – сведения о перевязочных средствах, места подстав. Поручику Г. – разведка на случай захвата телеграфа.

Предполагается вывезти Семью в Троицк, занятый оренбуржцами Дутова.

В окрестности для разведки (настроения, подставы) будут командированы в район Екатеринбург – Тюмень – Омск 20 человек под командою ротмистра Л. Для окончательного выполнения задачи прибудут 100 гардемаринов с полковником Н. Отъезд из Москвы 1-й партии 6-го января» ( Соколов К. Указ. соч. С. 282).

6/19 января 1918 г. Соколов вместе с «М» и «Г» прибыли в лазарет, где уже находились «П», епископ Нестор, а также Поручик Раевский. Здесь им выдали комплект солдатского обмундирования (включая нижнее белье) и по 2000 рублей на каждого человека. Документами, удостоверяющими личности К. Соколова, «М» и «Г», послужили предусмотрительно захваченные ими из полка чистые бланки отпускных билетов, снабженные печатями, которые теперь были заполнены на имя нижних чинов Стрелкового полка 1-й кавалерийской дивизии, с сохранением, однако, подлинных фамилий заговорщиков.

В 10 часов вечера этого же дня все назначенные в поездку лица встретились на Ярославском вокзале и, не без труда заняв себе место в одном из вагонов, выехали в сторону Екатеринбурга. Проследовав через Ярославль – Вологду и Вятку, заговорщики, по прошествии нескольких дней, прибыли в Екатеринбург, где должны были сделать пересадку на поезд, следующий до Тюмени.

Ожидая на станции «Екатеринбург-I» поезда на Тюмень, упомянутые офицеры стали расспрашивать Поручика Раевского об их первых шагах, которые им надлежало бы сделать по приезде в Тобольск. В первую очередь это касалось квартиры, в которой им предстояло остановиться. В ответ на это Поручик Раевский заявил, что не может пояснить что-либо конкретное по этому вопросу, так как во время своего пребывания в Тобольске он останавливался в гостинице и жил там под чужой фамилией. В ходе этой беседы К. Соколов и его товарищи пришли к выводу о том, что бывший эмиссар В.М. Пуришкевича если и был в Тобольске, то занимался там чем угодно, только не подготовкой побега Царской Семьи.

Прибыв в Тюмень поздно вечером 12/25 января 1917 г., офицеры остановились на ночь в одной из самых дешевых гостиниц, где, несмотря на свой «солдатский вид», вызвали подозрения у ее владельца.

Переночевав вчетвером в одном из номеров, заговорщики, утром следующего дня, решили отправиться на поиски лошадей до Тобольска, так как обещанные в Москве Раевским – «готовые лошади» оказались, как выяснилось, его полнейшим вымыслом.

Поиски лошадей заняли все утро, однако ближе к полудню им все же удалось нанять для себя тройку, на которой они смогли выехать в путь около 14 часов дня.

Зимний путь до Тобольска представлял собой в то время санную дорогу в 269 верст, состоящую из 8 перегонов. Проделав таковой меньше чем за полутора суток, заговорщики 14/27 января благополучно добрались до Тобольска, в который въехали около 8 часов вечера.

По прибытии в Тобольск Поручик Раевский сразу же отправился в гостиницу, где проживал его брат, а К. Соколов и приехавшие с ним офицеры проследовали вместе с ямщиком на один из постоялых дворов, располагавшихся на окраине города.

Утро следующего дня посланцы Москвы провели в поисках сдающейся внаем квартиры. В конце концов, это удалось и им, выражаясь языком К. Соколова, посчастливилось найти «отдельный флигелек у почтенного старца», согласившегося сдать таковой, прельстившись, как видимо, помесячной оплатой в 55 рублей и выплатой таковой вперед сразу за три месяца.

За поздним временем, переезд на новую квартиру был отложен до следующего дня, а столоваться, по совету Раевского, было решено в лучшей столовой города – «Россия», имевшей несравнимо дешевые с Москвой цены.

Вечером этого же дня, за ужином К. Соколов и его попутчики познакомились с Раевским-старшим, рассказы которого являли собой полную противоположность тем сообщениям, которые, находясь в Москве, делал его младший брат.

Так, например, выяснилось, что монархически настроенное население – небольшой кружок местной интеллигенции, а готовые помочь организации – не что иное, как организация местных бойскаутов, находящаяся под началом одного из них – старшего бойскаута, представить которого К. Соколову Раевский-старший пообещал на следующий день.

Проведя целый день в поисках квартиры, штаб-ротмистр К. Соколов и прибывшие с ним поручики «М» и «Г» достаточно хорошо изучили Тобольск, вследствие чего решили вернуться на постоялый двор не прямым, а окольным путем, который, по их расчетам, должен был пройти мимо «Дома Свободы».

Подойдя ближе к бывшему Губернаторскому дому, они решили пройти по расположенному близ дома переулку (части перегороженной забором изгороди), однако, заметив патруль, изменили маршрут и, свернув на улицу Свободы, зашагали по ней, не таясь от патруля. Дойдя, таким образом, до рыночной площади и убедившись, что шедший следом патруль потерял их из вида, свернули в ближайший проулок, по которому вскоре добрались до торца здания казарм, примыкавших к территории дома.

Заглянув из любопытства в окна, заговорщики увидели спящих солдат, а также охранявший их сон внутренний наряд, расположившийся невдалеке от винтовочной пирамиды, близ которой находилось два пулемета.

На следующий день Штаб-Ротмистр Соколов, вместе со своими товарищами, перебрался на новую квартиру, где провел с ними свое первое совещание о дальнейшем плане совместных действий и распределение соответствующих обязанностей для каждого из них.

Таким образом, в ходе трехдневных наблюдений за «Домом Свободы» и сложившейся в городе обстановки было установлено:

«Большевистского переворота в городе не было, комиссар Временного правительства, по падении его по собственному почину, передал власть С.Р. и С.Д., состоявшему из с.-д. меньшевиков, враждебно настроенных против большевиков, и призывающему защищать Учредительное собрание. Погоны гарнизон и милиция сняли на третий день нашего приезда. Гарнизон – охрана Государя – 300–350 ч. из Гвард. стрелковой дивизии, хорошо одетых, выправленных, представляющих собой серьезную силу. Местная команда – постепенно разбегающаяся, грязная и оборванная – человек около 50.

Милиция – из старых (частью) городовых с комиссарами из бывших околоточных – несущая отлично службу. Это наши враги. В городе нарождался «Союз фронтовиков», «проливавших кровь» и «мерзших в окопах» и поэтому настроенных большевистски и точащих зубы на охрану «отожравшую морду на народном хлебе» и милицию, занявшую теплые места в ущерб фронтовикам, и на С.Р. и С.Д., идущих рука об руку с первыми. Подлаживаясь под их настроение, мы скоро стали у них на хорошем счету, чего нельзя сказать про охрану и приходилось даже избегать разговоров с нею, т. к. она задавала вопросы с целью раскусить нас. Настроение населения по отношению к Царю скорее равнодушное, но во всяком случае не злобное. Представленный мне (К. Соколову. – Ю.Ж. ) Р. глава монархической организации, старший бойскаут, юноша 16–17 лет, смотревший на меня с восторгом, познакомил меня со своими силами. Всех около 30 человек, в возрасте от 10 до 17 лет.

Отдельные наши задачи:

1. Перевязочные средства, изучение курса всех ямщиков, количество лошадей у каждого в Тобольске и далее по пути до Тюмени и Ялуторовска.

2. Телеграф трудности для захвата не представляет; достаточно 5–6 чел., т. к. выход один.

3. Дом Государя, помещение охраны, офицеров, постов, их жизнь.

После 6 декабря, когда на молебствии дьякон провозгласил многолетие Царствующему дому, Царю и Семье запрещено ходить в церковь. Богослужения совершались на дому.

Дом двухэтажный, фасадом на ул. Свободы. К нему по ул. Свободы примыкает ограда деревянная, окружающая двор. Справа ограда упирается в дома, слева идет до угла, затем заворачивает, преграждая вдоль улицу, перпендикулярную к ул. Свободы и делая из нее узкий переулок, и заканчивается у ворот около входа в казармы. Офицеры помещаются наискось, на противоположной стороне ул. Свободы в особняке. Постов наружных – I и II – у ворот, у входа в казарму. Днем проход свободный по тротуару близ дома, ночью по противоположной стороне или по улице. К узкой улице примыкает городской сад. Хождение по узкой улице и днем, и ночью» ( Соколов К. Указ. соч. С. 285).

Таким образом, на основании полученных наблюдений стало очевидным, что планируемое похищение Царской Семьи должно состояться именно ночью, так как большая часть охраны в это время спит, а морозная погода не позволит поднятым по тревоге выскочить на улицу полуодетыми.

Однако для того, чтобы привести все задуманное в действие, требовалось присутствие 100 обещанных гардемаринов, прибытие которых ожидалось со дня на день. Это обстоятельство создавало, в свою очередь, серьезную проблему, связанную с их размещением. Непосредственно сам Тобольск, жители которого довольно хорошо знали друг друга, никак не подходил для этой цели, т. к. появление в городе такого огромного количества новых людей не могло не вызвать естественных подозрений. В силу этих обстоятельств К. Соколов и его товарищи стали думать о возможном размещении гардемаринов в окрестностях города, однако, так и не решив для себя что-либо определенного, сочли нужным посоветоваться по этому вопросу с братьями Раевскими.

Придя в гостиницу, где проживали Раевские, они узнали, что братья решили оттуда съехать в снятую ими комнату, в результате чего планируемое совещание было предложено перенести на завтра.

Возвращаясь домой, К. Соколов и его спутники прошли мимо «Дома Свободы» по суженной забором улице, за которым увидели Великую Княжну Татьяну Николаевну, стоящую на снежной горке. При их приближении к ней Великая Княжна сбежала вниз, однако вскоре предстала перед ними со своими Августейшими Сестрами и Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем.

Не будучи представленными Царственным Особам и не имея возможности обменяться с Ними хотя бы знаками, заговорщики тем не менее поняли, что привлекли Их внимание отнюдь не случайно и что об их миссии известно Царской Семье.

Посетив Раевских на следующий день, К. Соколов застал братьев Раевских за более чем странным занятием: братья сидели за столом и увлеченно рисовали человеческие фигуры, облаченные в одежды времен Ивана Грозного…

Увидев недоумение К. Соколова, братья Раевские пояснили, что это будущая форма Собственного Его Императорского Величества Конвоя, предназначенная для лиц, освободивших Государя из тобольского плена. Вслед за этим Раевские сообщили ему о своем плане увоза Царской Семьи в Обдорск, а не на Троицк, как было намечено ранее.

Все это не могло не вызвать естественного возмущения К. Соколова, выразившегося в самых резких выражениях.

Чтобы хоть немного сгладить возникший конфликт, братья Раевские сообщили К. Соколову о том, что им удалось наладить связь с Государем при посредстве Его духовника – отца Алексея (А.П. Васильева) – настоятеля храма Благовещения. Из дальнейших рассказов Раевских выходило, что Государь знает о цели их прибытия и в принципе не возражает против Его похищения. Однако ставит перед заговорщиками одно-единственное условие: – увоз вместе с Царской семьей всех лиц, которые пожелали разделить с Ними свою участь, отправившись в добровольное изгнание.

Может быть, К. Соколов и не поверил бы братьям Раевским, если бы правдивость их рассказа не подтверждалась бы, во-первых, вчерашней встречей, а во-вторых, этим весьма похожим на правду пожеланием Государя, которое, по мнению К. Соколова, «вполне могло быть в Его характере».

Напомнив о цели своего прихода – размещении гардемаринов, К. Соколов услышал от Раевских, что не далее чем сегодня они посетили епископа Гермогена, с которым переговорили по данному вопросу. Последний, с их слов, посоветовал обратиться за помощью в Ивановский женский монастырь, находившийся в 7 верстах от города. Других, более подходящих мест, Раевские не знали.

Указанное Раевскими место показалось К. Соколову более чем странным. Не меньшее удивление вызвало еще и то, что этот более чем нелепый совет исходил от епископа Гермогена, имя которого никак не вязалось с какими-либо авантюрными проектами.

Уходя от Раевских, К. Соколов попросил их узнать через о. Алексея наличие постов внутри «Дома Свободы», а в случае существования таковых постараться выяснить места их расположения.

Придя домой, Соколов поделился последними впечатлениями с Поручиками «М» и «Г», которые привели их в еще более удрученное состояние.

На следующий день, захватив с собой оружие, К. Соколов и его товарищи отправились в Ивановский монастырь. В монастыре их встретили довольно приветливо, угостили монастырской трапезой и разместили в одном из номеров подворья. Поводом для такого радушия послужило не столько монастырское гостеприимство, сколько естественная боязнь монахинь перед незнакомыми людьми, облаченными к тому же в солдатское обмундирование, ассоциирующееся у них с поборами и грабежами.

Поздним вечером этого же дня в номер к прибывшим офицерам неожиданно ввалился полупьяный солдат, который принялся приставать к ним со всяческими вопросами, рассказывая, что он, как и они, прибыл с фронта. Хмель солдата, как, собственно, и его внешний вид, показались заговорщикам весьма подозрительными, и поэтому они, хоть и не без труда, постарались от него избавиться в самом скорейшем времени. Как выяснилось позднее, эти опасения оказались не напрасными, так как «выпивший солдат» на деле оказался сотрудником тобольской милиции, осуществлявшим за ними негласное наблюдение.

Утром следующего дня в номер к заговорщикам пришла монахиня, которая разбудила их к ранней обедне. Поручики «М» и «Г» пошли, а Штаб-Ротмистр К. Соколов пожелал остаться в номере, несмотря на усиленные уговоры разбудившей их монахини. После обедни приходившая ранее монахиня предложила постояльцам временно покинуть номер для того, чтобы прибраться и помыть пол. В этой ситуации заговорщикам ничего не оставалось делать, как подчиниться и отправиться искать помещение для гардемаринов, так как Ивановский монастырь явно не подходил для этой цели.

За время их вынужденного отсутствия посетивший их сотрудник милиции (по инициативе которого было затеяно мытье полов) произвел в номере обыск, в ходе которого обнаружил в их личных вещах зубные щетки и пасту, наличие которых убедило его в том, что перед ним – переодевшиеся офицеры.

Не найдя каких-либо пригодных для этой цели помещений (в ближайшей округе монастыря вообще не было каких-либо жилых построек), заговорщики к вечеру этого же дня возвратились в Тобольск, а Штаб-Ротмистр К. Соколов, не заходя домой, отправился к братьям Раевским, чтобы сообщить им о постигшей их неудаче. На его условный стук в окно выглянул Раевский-младший и, быстро проговорив: «Мы арестованы, на кухне сидит милиция», – скрылся.

Возвратившись домой, Соколов рассказал своим товарищам о произошедшем. Впав в заметное уныние, заговорщики решили немедленно покинуть Тобольск, в случае ареста хотя бы одного из них.

Утро следующего дня (22.1/4.2.1917) было морозно (33 градуса ниже нуля) и ветрено. Плохо переносивший мороз, Поручик Г. остался дома, а Штаб-Ротмистр К. Соколов вместе с поручиком М. отправились на базар.

Вскоре после их ухода к ним на квартиру пришли 10 милиционеров во главе с большевистским активистом И.Я. Коганицким, представившимся членом Тобольского Совета рабочих и солдатских депутатов. Изъяв имевшееся оружие (3 револьвера Нагана) и произведя поверхностный обыск силами милиции, И.Я. Коганицкий объявил Поручику «Г» об аресте. Желая узнать причину такового, «Г» обратился к нему за объяснениями, от которого, к немалому для себя удивлению, узнал, что он арестован по подозрению… в ограблении монастыря!

По дороге домой Штаб-Ротмистр К. Соколов и его товарищ увидели идущего им навстречу Поручика «Г», следовавшего в сопровождении милиционера, несущего их револьверы. На их вопрос: «Митя, куда?» – он смог лишь сказать: «Я арестован», – после чего проследовал дальше.

Все увиденное сильно удручило оставшихся на свободе заговорщиков, которые, не заходя домой (где их наверняка ждала засада), решили обсудить создавшееся положение в столовой «Россия», где их появление уже давно не привлекало внимания ее завсегдатаев. В ходе короткого совещания отъезд из Тобольска был отложен на неопределенное время, так как природная правдивость Поручика «Г» могла бы только усугубить его и без того сложное положение в случае их внезапного исчезновения из города. Придя к этому выводу, К. Соколов и его товарищ решили не принимать каких-либо конкретных действий и полностью предаться судьбе.

Спрятав деньги в мягкую мебель, они принялись за обед, но, едва только начав таковой, обратили внимание на вошедших в зал 5–6 милиционеров во главе с неизвестным им лицом, одетым в солдатскую форму. Подойдя к ним и представившись членом Тобольского совдепа (это снова был И.Я. Коганицкий), последний объявил офицерам об их аресте и попросил проследовать за ним.

По прошествии некоторого времени оба заговорщика были доставлены в один из городских отделов милиции (точнее, в Участок № 3, в ведении которого, согласно административному делению, находилась та часть городской территории, на которой проживали и были зарегистрированы К. Соколов и его товарищи), где уже находился ранее доставленный сюда Поручик «Г». В Участке № 3 всех арестованных рассадили по разным углам и стали по очереди вызывать на допрос, который производился комиссаром этого участка в присутствии И.Я. Коганицкого.

По словам Соколова, их ответы сводились к следующему: «Мы не офицеры, т. к. таковых теперь нет, если хотите “бывшие”. Приехали в Тобольск из-за дешевизны и спокойной жизни, как пункт, удаленный от железной дороги. Хотим здесь остаться и искать работы. С Р. (Раевскими. – Ю.Ж. ) знакомы. С одним познакомились в пути, с другим здесь. Больше знакомых нет. О пребывании Государя знали, но не придавали этому значения, думая что это не может нарушить жизнь» ( Соколов К. Указ. соч. С. 287).

Так как ответы всех арестованных были аналогичны, то их вскоре отпустили, отобрав тем не менее документы и взяв с них подписку о невыезде.

На следующий день заговорщики были вызваны к начальнику Тобольской милиции С. Волокитину. После официального допроса каждого из них в отдельности С. Волокитин собрал их для неофициальной беседы, во время которой разъяснил подлинную причину их задержания.

Со слов К. Соколова, он «сказал нам, что подозрение в ограблении монастыря это лишь ширма, а нас подозревают в сношениях с Государем и следят за нами почти с самого приезда или, вернее, с нашего ночного обхода дома Государя. Делается это по приказанию Совета. Пьяный солдат в монастыре – агент сыскного отделения, произведший обыск во время фиктивного мытья пола; похвалил, что Г. не скрыл револьвера и что мы не скрывали то, что мы офицеры, т. к. у нас нашли зубные щетки и пасту. Арест Р. был вызван тем, что они при перемене квартиры прописались в том же участке своей настоящей фамилией, живя 4 месяца под чужой. При допросе показали, что не знакомы с нами, хотя нас видели постоянно обедающими и гуляющими вместе с Р. Все это еще более усиливало подозрения против нас. Сказал, что все наше дело находится в Совете и, пожелав благополучно выбраться из этой истории, сердечно пожав нам руки, отпустил нас» (Соколов К. Указ. соч. С. 288).

В этот же день московские эмиссары были допрошены в местном совдепе, в котором им пояснили, что они были арестованы членами Следственной Комиссии и солдатами из числа Отряда особого назначения. Всяческими правдами и неправдами им все же удалось убедить членов совдепа о своей непричастности к налаживанию связей с находившейся в городе Царской семьей.

А вскоре присланный из Москвы человек сообщил им, что в связи с отсутствием финансирования намеченные мероприятия не состоятся, почему им всем следует возвращаться назад. А еще через некоторое время милиционер принес предписание покинуть Тобольск в 24 часа, что, собственно говоря, и было сделано.

307

Письмо от Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны было обнаружено на квартире епископа Гермогена во время обыска и последующего за ним его ареста.