Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

– А ты бы ещё погромче кричал, Григорий Григорьевич, не то не все тебя услышат! Горяч ты больно, а на горячих воду возят.

– Душа горит, оттого и горяч, – отвечает Григорий. – Эй, Алехан, вставай! Ей-богу, пора начинать!..

Поехали мы в Семёновский полк. В казармах нас встретил Фёдор, весь как на иголках, и тоже кричит с порога:

– Где вы пропадаете?! У нас тут такое творится, пойдёмте скорее!

Заходим в казарму, там офицеров куча, и, несмотря на утренний час, многие уже хмельные. При виде Григория как завопят:

– Орлов! Орлов приехал! Виват Григорию Орлову! – очень его в гвардии любили, боготворили прямо-таки.

– Здорово, братцы! – отвечает он. – Ну что, постоим за императрицу Екатерину?! Медлить больше нельзя: император заявил, что собирается развестись с нею, чтобы жениться на Лизке Воронцовой. Более того, он в присутствии двора, дипломатов и иностранных принцев крикнул императрице через весь стол: «Дура!»; она даже заплакала. Он так разошёлся, что хотел её тут же арестовать, однако дядя императрицы, принц Готторпский, не позволил. Сейчас она одна в Петергофе пребывает и не знает, чего дальше от императора ждать…

К. Христинек. Граф Алексей Бобринский, сын Григория Орлова и Екатерины II

– Да какой он нам император, прихвостень немецкий! – кричат гвардейцы. – Хватит, натерпелись!.. К оружию, ребята! Преображенцы и измайловцы нас поддержат!

– Постойте, братцы! – утихомириваю я их. – Преображенцы выступить готовы, и измайловцы с нами, но выждем ещё день. Завтра всё порешим.

– Чего ждать-то?! Пока нас всех арестуют?! – возмутились они. – Не слушайте Алексея Орлова, слушайте Григория!

– Погодите, дайте досказать, – не сдаюсь я. – Завтра император со всем двором из Ораниенбаума в Петергоф переедет, чтобы там отпраздновать Петров день. Случай удобный – пусть он там себе празднует, а мы императрицу в Петербург вывезем и самодержавной правительницей объявим. Вот и останется наш немец без короны – голыми руками потом его возьмём.

– Алексей дело говорит. Один день уже ничего не решит, – поддержал меня Григорий. – Завтра, так завтра… Виват императрице Екатерине Алексеевне!

– Виват! Виват! – пуще прежнего закричали семёновцы.

Долго уговаривать их, как видите, не пришлось…

Вышли мы из казармы, Фёдор меня спрашивает:

– А Екатерина знает, что мы затеяли? Согласная она?

– Как ей согласной не быть, – отвечает вместо меня Григорий, – настрадалась, бедная, а теперь вовсе может в крепости дни свои окончить. Ждёт нашего сигнала.

– Ты за ней поедешь? – спрашивает ещё Фёдор.

– Нет, не смогу, Дунайка, – качает головой Григорий. – Мне в Петербурге надо находиться, чтобы наше дело в последний момент не прогорело. Да и Екатерина, завидя меня, плакаться начнёт и печалиться – ум у неё мужской, а сердце бабье. А тут каждая минута дорога, так что Алехан поедет; он лучше моего с этим справится.

Гвардейцы Семеновского полка. Гравюра XVIII века

– Быть по сему, – соглашаюсь я, – а ныне пошли к Ивану: он у нас в семье старший, испросим его благословения.

* * *

– Брат Иван после смерти отца нам его во всём заменил, – продолжал свой рассказ граф. – Всё хозяйство на нём держалось, а когда и матушка наша скончалась, младший брат Владимир у него в доме воспитывался. Мы Ивану почёт оказывали истинно как отцу своему: в присутствии его стояли и называли его «папенька-сударь». Без разрешения Ивана никакое предприятие не осуществляли – вот отчего в тот памятный день к нему за благословением поехали.

Поцеловали ему руку, по обычаю, и обо всём, что задумали, доложили. Он не сразу ответил, насупился и молча сидел, а после встал, обнял нас поочередно и сказал:

– С Богом! Россия этого хочет, а за неё и головы сложить не жалко. Дерзайте!

Владимир, который тоже здесь присутствовал, взмолился:

– Папенька-сударь, разрешите и мне с ними! Сколько можно в недорослях ходить – ей-богу, не подведу!

Иван, однако, ему отказал:

– Куда тебе, тихоне, в такое дело лезть! Обижаться нечего, у каждого своя стезя: ты к наукам влечение имеешь, и там имя Орловых, даст Господь, не менее братьев прославишь. Не торопись – будешь и ты в почёте.

Так и не пустил его; Владимир потом признавался, что всю жизнь об этом сожалел.

…Расставшись с Григорием и Фёдором, я поехал домой, чтобы с рассветом в Петергоф за Екатериной Алексеевной отправиться: надо было туда успеть до приезда императора.

В июне ночи белые, я даже не ложился. Утром простился с Ерофеичем:

– Ну, сегодня или грудь в крестах, или голова в кустах! Не поминай лихом, если что…

Ф. Рокотов. Портрет Ивана Григорьевича Орлова

– Дай бог, обойдётся, Алексей Григорьевич! – перекрестил он меня. – Главное, на полдороге не останавливайся, иди до конца, а смелости тебе не занимать…

Взял я экипаж у своего приятеля Бибикова, приехал в Петергоф; ищу Екатерину Алексеевну, а её нет нигде! Охрана меня пропустила, а слуги спят ещё, спросить некого. Наконец, насилу отыскал её в отдалённом углу сада, в павильоне Монплезир.

Стучусь тихонько в окошко, оно открывается, а в нём какая-то старая немецкая фрау в ночной рубашке и чепце. Спросонья она бог весть что себе вообразила, шепчет: