Царевич Алексей Петрович

— Но в таком случае я должен просить у его величества инструкции, как поступить в таком странном обстоятельстве, а вас, граф, должен просить не выезжать отсюда до получения разрешения императора.

— И этого нельзя, — возразил Толстой, — царевич спешит, и мы сейчас выезжаем.

— А я как генерал-губернатор его цесарского величества имею честь вам сообщить, что вы не выедете до получения указа императора, — официальным тоном объявил граф Колоредо.

— Что ж это такое? Афронт? Арест? Я требую доставить мне двух курьеров для отправления их в Вену и Петербург с жалобами на вас, господин генерал-губернатор! — почти закричал граф Толстой.

— Никакого афронта и ареста нет, а только торжественнейшее требование с моей стороны личного свидания с его высочеством для засвидетельствования учтивого комплимента моего императора, а так как в этом мне отказывается, то я и принужден вас просить обождать разрешение цесаря, тем более что царевич, как вы сами сказали, чрезвычайно утомлен, а следовательно, и имеет нужду в отдохновении, — объявил граф Колоредо, оканчивая объяснения.

Воротившись домой, генерал-губернатор тотчас же от правил курьера в Вену с подробным рассказом своего свидания с графом Толстым и с требованием дальнейших инструкций, а между тем озаботился устройством такой обстановки, которая бы временному задержанию давала вид официальных почестей. По предложению графа Колоредо, весь магистрат доброго города Брюна в полном своем составе явился к царевичу с поздравлением, но он не был принят под предлогом Рождественского поста, когда будто бы у русских не допускаются никакие торжественные празднества. Затем начались приношения: от магистрата свежею рыбою, а от графа Колоредо разными винами, дичью и фруктами, все эти приношения были приняты с благодарностью; обратно отосланы были только экипажи, присланные генерал-губернатором на случай желания царевича осмотреть город.

Точно так же с изъявлениями учтивостей к графу Толстому приезжал секретарь генерал-губернатора с тою же просьбою, выраженною в самой тонкой учтивой форме, остаться до получения ответа от императора.

— Мне никак непонятно, — резко высказал граф Толстой секретарю, — как можно арестовывать за то, что царевич не желает слушать комплиментов.

— Но, ваше сиятельство, разве можно назвать арестом намерение нашего всемилостивейшего императора изъявить дружбу его царскому величеству в лице кронпринца? — находчиво отозвался секретарь.

— Adesso е I’amicitia passata, questo non puo restare cosi, et si vedesa cosa che ne seqnira[11],— проворчал Толстой.

— Последует то, ваше сиятельство, что через несколько часов получится разрешение.

— Увидим… увидим, — перебил Толстой, — а я все-таки требую немедленного доставления ко мне курьера для посылки к моему государю, от которого я буду ждать ответа.

Секретарь изъявил полнейшую готовность исполнить требование; но не только курьер не явился, но даже были приняты все меры к устранению всякой возможности к пересылке какого бы то ни было сообщения.

Через несколько часов получилось распоряжение императора, в котором предписывалось графу Колоредо добиться личного свидания с царевичем во что бы то ни стало, даже силой; при свидании доложить царевичу, что расположение к нему цесаря не изменилось, что цесарю приятно было бы его видеть в своей столице; если после того царевич пожелает ехать далее, то не делать никаких препятствий, но если изменить намерение, то остановиться отправлением, впредь до особого распоряжения.

Так как это приказание было получено вечером в девять часов, когда царевич уже лег спать, то граф Колоредо на другой день утром, часов в восемь, опять послал к Толстому своего секретаря с объявлением приказа императора о немедленном и личном выражении комплимента кронпринцу.

— Я же вам говорил, что царевич не хочет слышать комплиментов и не желает видеть вашего генерал-губернатора, — с грубостью отвечал граф Толстой.

— В таком случае, господин генерал-губернатор, к крайнему своему сожалению, должен будет обойтись без вашей помощи и лично распорядиться аудиенцией, — официально объявил секретарь.

— Хорошо, аудиенция будет; что же вы станете делать после комплиментов? — спросил Толстой.

— Когда поручение цесаря будет выполнено, тогда и царевичу можно будет продолжать свой путь, — обнадеживал секретарь.

— Ну это еще вопрос… Так как я послал уже царю донесение о нашем задержании, то, может быть, мы и останемся ожидать его распоряжения, — высказал граф с угрозой, хотя никакой жалобы не отправлял да и отправить не мог. — Впрочем, переговорю с царевичем, когда он может принять вашего генерал-губернатора… Сегодня утром он занят, а когда будет можно, я пришлю курьера.

Но прошло несколько часов, а от Толстого не было никакого ответа. Два раза измученный секретарь ездил к графу Толстому с напоминанием и угрозами, что в случае дальнейшего упорства генерал-губернатор силою заставит принять себя; наконец-то после полудня прискакал курьер с известием, что царевич назначил быть аудиенции в пятом часу.