Царевна-лягушка для герпетолога (СИ)

Тут уж пришла очередь брату обозвать меня сумасшедшей и заявить, что он позволит мне так собой рисковать только через свой труп. Напугал, называется. В качестве последнего аргумента Иван попытался обратиться к Леве.

Надо сказать, что мой возлюбленный в дискуссии участия не принимал. Он сидел возле спинного плавника Щуки, погруженный то ли в какое-то сложное колдовство, то ли в глубокую медитацию. Во всяком случае, я явственно видела вокруг него характерное голубоватое свечение.

Наконец Лева поднялся, еще раз выслушал нас и ободряюще мне улыбнулся.

— План не так уж и плох, — кивнул он. — Только для его осуществления надо змея отвлечь.

Он показал странный музыкальный инструмент, похожий на древнегреческую кифару. Я могла поклясться, что Лева вытащил его прямо из спинного плавника нашей вещей помощницы. Невольно вспомнились руны «Калевалы»[32] и первое кантеле[33], которое Вяйнемейнен[34] сделал из челюсти подаренной морским богом Ахто волшебной щуки. Все-таки по отцу Лева происходил из мокшан, а они находились в родстве с народом Калевалы.

— Каюсь, Маш, — виновато глянул на меня Лева. — Не уделял я должного внимания струнным и клавишным, даже общее фортепиано сдавал всегда со скрипом. Но на змей, как вы знаете, дудка на самом деле не действует.

Мы с Иваном растерянно, если не сказать обалдело, следили за тем, как наш друг, взяв в руки свое кантеле или гусли, заводит под их аккомпанемент какой-то архаичный напев на незнакомом языке. Совсем не похожий на арию Садко, он отдаленно напоминал севернорусские былины, руны «Калевалы» и заклинания тувинских шаманов-горловиков[35].

Хотя новгородского гусляра прославила опера Римского-Корсакова, поморы и жители Олонецкой сказывали о нем неохотно, опасаясь вызвать гнев Хозяина Вод, которого герой обманул. Зато древнерусские волхвы, судя по резьбе на реконструированных Колчиным гуслях, совершая жертвоприношения, ублажали Велеса-Ящера гусельными перезвонами. Но какое все это имело отношение к Мировому Змею и его извечному поединку? По-видимому, Лева что-то об этом знал.

Поначалу чудовище не обращало на песню никакого внимания, продолжая вздымать вспененные волны и разворачивать кольца в попытке опрокинуть ладью следовавшего своим неизменным маршрутом Даждьбога-Солнце. Иван даже позволил себе скептически фыркнуть. Уж он-то знал, насколько слабый у рептилий слух. Но, видимо, заклинание действовало иначе.

В какой-то момент от Левиного колдовского напева в движениях Змея наступила перемена. Отливавшая серебром и похожая на пластины осинового лемеха чешуя перестала топорщиться от сокращения перекатывавшихся под кожей могучих мышц. Гигантская голова замерла над водой с раскрытой пастью, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Даже море почти успокоилось, словно застыв в оцепенении.

Лева, не прекращая петь, кивнул нам с братом. На его лбу вздулись жилы: горловое пение даже без двухголосия, которым мой возлюбленный все-таки не владел, требовало полной отдачи. На пальцах выступила кровь, хотя в отличие от балалаечников или гитаристов Лева не имел мозолей, чтобы их срывать.

Я обняла Ивана, расправила крылья и взлетела. Хотя расстояние, которое пришлось преодолеть, оказалось больше, чем я думала, сил мне хватило. Больше всего я опасалась, что внимание Змея привлечет сияние оперенья, и от этого колдовство рассеется. Но, видимо, сделанный из спинного плавника Щуки волшебный инструмент обладал какими-то особыми свойствами, да и Лева был далеко не так прост, а путешествие на мистический остров Буян обогатило его новым опытом, вселив уверенность в своих силах.

— Донесешь до головы, высадишь и сразу улетай, — инструктировал меня перед полетом Иван, как обычно, беспокоясь не за себя.

Я, конечно, слушаться его не собиралась, хотя высадить брата прямо на голову Змея из-за поднявшегося ветра, сносившего меня в сторону, все же не смогла. Приноровившись к колебаниям гигантской шеи, Иван разжал руки и спрыгнул сам с высоты не менее десятка метров, и его приземление сделало бы честь опытным бойцам ВДВ.

Впрочем, испытывать гордость за брата я собиралась потом, а пока в ужасе глядела, как он, цепляясь за чешую, ползет по морде зачарованного чудища и лезет к нему в разверстую пасть, демонстрируя не только навыки акробатики и альпинизма, но и завидную выдержку. Конечно, Иван имел немалый опыт в общении с разного рода пресмыкающимися и амфибиями, но даже Шестиглавый змей обладал куда более скромным размером. Хотя и проявил при поимке изрядную прыть.

Когда брат благополучно спустился на нижнюю челюсть, пробираясь между гигантских зубов, я даже испытала что-то вроде облегчения. По крайней мере снизился риск его падения в пучину или смерти среди колец. Хотя Змей в любой момент мог пробудиться, да и во рту у него оказалось ожидаемо сыро. Рука брата, цеплявшаяся за зубы, несколько раз соскальзывала, ноги не всегда могли найти опору на орошенных слюной деснах. Впрочем, Иван и не торопился.